Из правой плоскости танкера выполз шланг, поток воздуха сбивал его в сторону, однако страхующий трос удерживал.
— Шланг выпустил, к работе готов, — сообщил командир заправщика.
— Иду на сцепку, — ответил майор.
Он подвел самолет так, что левое крыло наложилось на шланг, стрелок, наблюдавший из прозрачного блистера, тотчас доложил:
— Командир, крыло на шланге вправо, — прапорщик увидел, как шланг попал в захват, и добавил: — шланг в захвате.
Майор дал команду на танкер, стрелок заправщика стал подтягивать трос.
— Метка пошла, — доложил прапорщик, следя за движением размеченного по метрам шланга; он стал вслух отсчитывать длину. — Пять… три… полтора… один… Контакт!
Сработал автомат, патрубок шланга вошел в горловину бака. Оба самолета шли на автопилотах, по команде майора начали перекачивать горючее.
Они, как альпинисты в связке, шли глухой ночью в небе над океаном: две гигантские машины на огромной скорости летели борт о борт, соединенные шлангом.
Для пилотов заправка в воздухе давно уже стала привычной, хотя для постороннего в этом заключалось нечто странное и непостижимое: две машины вылетали с отстоящих далеко друг от друга аэродромов, встречались через несколько часов в назначенном месте, обозначенном лишь цифрой на карте, соединялись на лету шлангом и летели рядом так, будто ими управлял один человек.
Они шли в сцепке двадцать минут, пока длилась заправка.
— Готово, — сказал Лукашин, потому что за топливной автоматикой обычно следил второй пилот.
Подача топлива прекратилась, они отдали шланг.
— Спасибо за харч, — поблагодарил майор командира заправщика.
— На здоровье, — ответил тот, и самолеты разошлись.
— Спина взмокла, — майор вытер лицо и шею.
— Вернемся, попаримся, — пообещал Лукашин.
— В каком смысле? — заинтересовался майор. — Баню мне устроите?
— Ничего, командир, все нормально, — успокоил его Лукашин.
Спокойно, даже сонливо они летели дальше, время от времени выходили на связь, чтобы доложить земле, что на борту порядок; шел четвертый час полета.