— Полагаю, что никто у нас против этого возражать не станет, — ответил Лидумс. — Но вопрос о вербовке связан со временем, и я не могу сказать, как скоро мы сможем чего-нибудь добиться. И нам важно знать, не работает ли этот человек на каком-либо оборонном предприятии. В этом случае вербовка становится весьма опасной.
— Если даже это и покажется опасным, я все-таки попрошу вас помочь нам. Для этой цели будут пересланы специальные рекомендации к этому человеку.
— А вы уверены, сэр, что дело это чистое? Не попадем ли мы прямо в объятия Чека?
— Разумеется, я не могу сказать положа руку на сердце, что дело совершенно чистое. Вы сами знаете, что надо всегда соблюдать крайнюю осторожность. Лучше всего пригласить его в партизанскую группу и там произвести необходимые переговоры. Я, со своей стороны, дам несколько писем, которые вы должны будете предъявить определенным лицам, чтобы вам поверили, Письма будут без адресов и фамилий. Эти адреса я передам по радио, когда вы снова приступите к работе в Латвии. И еще посоветую подумать о средствах и возможностях пропаганды наших идей. Вам уже говорили, что мы разделяем пропаганду на белую, серую и черную. Всеми этими формами пропаганды нелегальная группа заниматься не может. Она может проводить только белую или черную пропаганду. Белой называется такая пропаганда, которую группа ведет от своего имени. Черной — от имени какого-нибудь государственного учреждения или от имени какого-нибудь ответственного лица. Серую пропаганду, которая предусматривает обработку общественного мнения через прессу и радио, могут время от времени проводить легально проживающие члены организации, причастные к работе этих организаций. Этот путь вам будет доступен, когда вы вернетесь к общественной жизни и восстановите свои старые связи с деятелями культуры. Но самому вам лучше оставаться в стороне на случай партийного или государственного преследования инакомыслящих.
Разговор, напоминавший тщательно отработанный инструктаж, понемногу подходил к концу. Лидумс, как гостеприимный хозяин, еще раз наполнил бокалы, но Маккибин не торопился пригубить. Он словно бы о чем-то размышлял. Затем вдруг сказал:
— Дорогой Казимир, мне необходимо посоветоваться с вами по одному крайне неприятному делу… Прошу вас извинить меня, но вы один можете разрешить мои сомнения…
— Я к вашим услугам…
— Мы получили странную телеграмму от Эгле. Вот она… — И передал Лидумсу документ.
В радиограмме с условным знаком Эгле, адресованной Силайсу, говорилось:
— Что это может значить? — с брезгливой миной спросил Маккибин.
— По-видимому, только то, что Будрис был прав, когда сообщил, что Эгле не выдержал долгой жизни в лесу и страдает психическим расстройством. Надо запросить Будриса о состоянии Эгле. Сумасшедший человек в подпольной группе может натворить много бед…
— Запрос Будрису мы передали, и он ответил, что Эгле действительно стал опасным для окружающих. Но вместе с тем Будрис требует, чтобы мы эвакуировали Эгле при первой возможности.
— Что же вы предлагаете?
— Мы не имеем права возиться с каким-то сумасшедшим! — резко ответил Маккибин. — Я поручил Силайсу ответить Будрису именно в этом духе, но Будрис отклонил его предложение избавиться от больного… Что вы думаете по этому поводу?
— Я считаю, что Будрис прав, не согласившись с Силайсом. Этот смертный приговор ни в чем не повинному человеку возмутил бы наших людей. У Эгле здесь отец и мать, жена и дети, которых он боится никогда больше не увидеть. Отчасти это и послужило одной из причин умственного расстройства, ну и, конечно, ощущение постоянной опасности и лишения, которые приходится постоянно переносить, находясь на нелегальном положении. Я бы просто предупредил Будриса в таком аспекте. — Он взял бумагу, написал несколько строк и передал Маккибину. Тот прочитал:
Маккибин задумчиво пожевал губами, медленно сложил лист пополам и сунул его в карман пиджака. После длинной паузы заговорил обычным доверительным тоном:
— Но почему он сошел с ума? Я видел Эгле несколько раз, и он казался мне вполне уравновешенным парнем. Что происходит с ними там?
Лидумс пожал плечами и сказал: