Свист отобрал у Крепыша карабин и поставил оружие в угол.
— Ты сделал все правильно. Моя вина, что мне не хватило смелости быстро решить это дело. Если бы не ты, даже не знаю, как оно обернулось бы.
Крепыш немного успокоился и присел у стены, подальше от трупа.
— Я убивал еретиков, то есть дикарей, но это другое.
— Понимаю.
Новичок, как и следовало ожидать, прикрыв глаза спал в дальнем конце норы, никак не отреагировав на происшествие.
— Давай, что ли, Шипа отволочем на лестницу, а то не по себе рядом с ним ночевать.
Крепыш замялся.
— Свист, а он не встанет?
— Нет, это только ближе к горам может произойти.
Он вспомнил, как они с Орехом таскали мертвецов в муравейник и отрубали им головы из предосторожности.
— Может быть, все‑таки перестраховаться? – Крепыш тронул топорик, притороченный к его рюкзаку.
— Не стоит, — беспрекословно отрезал Свист.
Несколько позже, когда они убрали тело с глаз долой и Крепыш, отвернувшись к стенке, уснул, Свист взялся за вещмешок убитого. Кроме всякой нужной мелочи, в одном из карманов рюкзака он нашел карту в кожаном чехле. На большом листе плотной бумаги Шип отметил норы и снабдил каждую пояснением, когда и скольких найденышей он повстречал там‑то и там‑то.
Десятник глянул в сторону лестницы, где в полумраке лежал мертвый Шип с пробитой головой.
— Ты был прав, Сонный, — пробормотал охотник.
Огонь в чаше горел бесшумно, не коптя и не требуя дров. Свист поднес руку к янтарному пламени и не почувствовал боли, лишь успокаивающее тепло.
55
— Нам не оставляют выбора.
В зале Нового Дома было прохладно и пахло маслом для ламп. Квадратные солнечные пятна медленно ползли по полу вслед за светилом, откуда‑то со двора раздавался хриплый голос Ломба, старшего над дикарями – он костерил нерасторопного земледельца за какой‑то проступок. Собравшиеся здесь мужчины хмуро поглядывали на воеводу, никто не ел и не пил, замерев в тревожном ожидании. Атмосфера царила донельзя мрачная.