Храм

— Ну, знаешь ли, не одному тебе не нравится. Но почему‑то Отец именно Ведуна посвятил в обряд смена. Не охотников–ветеранов и не сторожей, а именно Ведуна. Отцу виднее, чем нам с тобой. И вообще, пусть лучше Ведун, чем никого.

— Ладно, Пластун, — Свист поднялся на ноги. – Завтра еще на охоту, так что пойду‑ка я щеки плющить. Устал очень.

— Иди, — махнул рукой охотник. – Отдыхай. Только ты…

— Слушаю.

— Ты бы проведал его, Звездочета‑то, он к тебе хорошо относился. Тебе не в тягость, а ему приятно будет.

— Зайду, Пластун. Обязательно зайду, — Свист опустил глаза, врать он не умел.

Охотник подхватил свою винтовку, подпоясался ремнем и, хлопнув по подставленной ладони Пластуна, вышел из комнаты.

Деревянные каблуки гулко стучали по плитам пола. Гуляющий коридорами сквозняк мигом подхватывал эхо и разносил его по пустым залам. Жители Дома засыпали. Бодрствовали лишь немногие часовые, охранявшие покой общины.

Его путь лежал на седьмой ярус пирамиды, где он оборудовал себе жилище. Там под лестницей, скрытый рухнувшей колонной, прятался узкий проход, который вел в небольшую комнату. В ней имелся приличный лежак и большой сундук, в котором хранилось припрятанное Свистом добро. От общины не убудет, а ему спокойнее знать, что у него в случае чего есть и запас еды на неделю, и вода, а так же почти новый дробовик, да без малого сотня патронов к нему. Ну и так далее, всякого по мелочи: бухта крепкой веревки, спички, кое какой инструмент и прочее.

Ненароком мысли Свиста вернулись к беспамятному новичку, которого он видел на галерее, а уже от него перескочили на мерцала, отданные Ведуну для смена.

«Вот бы узнать, как смен происходит», — подумал Свист, не первый раз терзаемый свойственным ему любопытством. В свое время он даже хотел заночевать в алтарном покое, что бы собственными глазами все увидеть. Но Отец отговорил его.

— Слишком много вопросов, Свист. Не забивай себе голову пустяками и ненужными вопросами, кто знает, куда они тебя приведут, — сказал он тогда.

Свист неоднократно слыхал историю об охотнике, носившем имя Злой. Тот свел счеты с жизнью привселюдно, прямо во время обеда выстрелив себе в голову из охотничьего ружья. Говорили, что он слишком сильно задавался теми вопросами, на которые ответов не было даже у Отца, а значит ответов не было в принципе. Он все хотел узнать, откуда берутся люди, как так выходит, что на смену мерцалам приходит еда и одежда, как случается, что жители Дома сами собой вспоминают все необходимое для жизни? Злой – не единственный кто наложил на себя руки.

Пример Злого пугал Свиста, и парень старался поменьше думать о таких вещах, но не думать совсем он не мог: вот взять хотя бы слова. Все жители Дома прекрасно понимали друг друга, но часто звучание слов у них было разное, остальные просто знали, что значит тот или иной набор звуков. Иногда люди говорили похожими словами, как Орех и Пластун. Или Топор – его речь всегда была отрывиста и резка, будто он команды отдает. А вот слова Ведуна напротив, текли мягким ручьем – заслушаешься. Желтый Кот, раскосыми глазами смахивающий на Пластуна, говорил, словно мяукал, за что и получил свое имя.

Одолеваемый неприятными мыслями, Свист добрался до своей коморки, как он ее в шутку называл. В шутку, потому как комната была довольно просторной и светлой, у дальней стены стояла кровать, накрытая шерстяным одеялом; нашелся и упомянутый сундук с добром. Через узкие окна, что выходили под самый потолок трапезного зала, в комнату лился мягкий свет. Свисту нравилось временами сидеть у этих бойниц и наблюдать за людьми внизу.

Он повесил винтовку на крюк, стащил сапоги, потом снял с ремня большой охотничий нож и сунул его под подушку. Настоящей нужды в том не было – Дом как будто что‑то охраняло, и ничего страшнее сквозняка не пробиралось внутрь его стен. Но каждый раз, когда он ложился спать, он клал под подушку нож. За это Пластун частенько смеялся над ним.

Едва коснувшись щекой прохладной подушки, он уснул.

Снились какие‑то люди, высоченные хрустальные башни отражали бледный, неживой свет, на уши давил нескончаемый вой. Снилась стальная птица с горящим крылом. Птица сорвалась в штопор и понеслась куда‑то вниз, где солнце разлило золото на серо–стальной глади… Снился океан!

Свист резко сел на кровати. Сердце бешено колотилось. Сновидения мучили почти всех местных жителей, непонятные и страшные. Но что‑то глубоко в душе отзывалось странной тоской при, пусть желанном, пробуждении. Только не понятно было, почему. Один лишь Пластун не тяготился снами – он рассказывал, что ему снятся табуны лошадей, бескрайние травянистые просторы и ветер. Он единственный, кто любил видеть сны.

Охотник перевернулся на другой бок и вновь попытался уснуть, сжимая рукоять ножа под подушкой.