Поднял глаза. Инга перестала расчесывать волосы и смотрела на меня. Потом часто-часто заморгала, разлепила запекшиеся губы и по слогам сказала:
— Сер-гей…
Двое суток я почти не открываю глаза. Часто к нам подходит Старец и надолго садится рядом с Ингой. И каждый раз рука ее вздрагивает в моей. Если я не отвожу взгляд, то вижу, как страшно мертвеет ее лицо в такие бесконечные минуты. И каждый раз после этого рядом со мной просыпается новая Инга. Теперь она уже почти такая же, как прежде, до нашей проклятой поездки в пески. Это пугает меня. Невозможно постигнуть таинство этого постепенного оживания, невозможно забыть и простить ей тех двух похорон, которые выжгли во мне живую душу. Но самое страшное — она тормошит меня, пытаясь вызвать на разговор.
— Сергей, что с тобой, ты болен? Сидишь с закрытыми глазами, нахохлился, как сыч, и молчишь. Или ты меня разлюбил?
— Конечно нет, — отвечаю я ей устало, — у меня просто болит голова.
— Нет, Сережка, причина в другом! Ты меня не обманывай! Если тебе не хочется меня видеть, зачем так вцепился в мою руку? Отпусти, я пить хочу.
Помню, с каким трудом я разжал онемевшие пальцы, а потом смотрел, как она, потирая запястье, идет к стене, погружается в нее наполовину и вынимает оттуда нефритовую чашу. Инга закидывает голову и пьет. Я вижу, как из уголка ее губ срывается и катится вниз к ключице большая светлая капля. Инга отдает чашу мне. Но я ставлю ее на скамью, отхожу и встаю в дверях. Смотрю на опостылевшие пески. Хочется бежать отсюда, бросив все: Хижину, Старца, Ингу. Бежать до тех пор, пока не свалит тебя солнце на раскаленный бархан. А потом вжаться в него виском и слушать визг ветра.
Инга подошла неслышно и обняла мои плечи. Я отшатнулся, вырвался, закричал.
— Псих! — обиженно сказала она, демонстративно фыркнула и прошла мимо меня под скалу. Стянула через голову клетчатую ковбойку и разлеглась в тенечке.
А я вернулся в Хижину. Интересно было бы посмотреть, что там за стена такая странная. Подошел, ткнул ладонью — провалилась. Сунул голову сквозь густую занавесь вертикальных нитей, вошел.
Там был обширный зал. Он просто-напросто не мог бы поместиться в кольце живых стен. Но, тем не менее, это была Хижина. Здесь живыми были только три стены. Четвертая была соткана из мрака. Я пошарил рукой по ее холодной бестелесной глади, и она растворилась.
Передо мной снова была пустыня.
Пески лежали на многие километры вширь и вглубь до самого горизонта. А там, на грани песка и неба, стоял Город. От Города ко мне шел Старец. Он был далеко, но уже видно было, как стелется по ветру его седая борода.
Старец заметил меня и помахал рукой. Я отвел глаза и посмотрел вниз. Пустыня была в метре подо мной. Я уже хотел было спрыгнуть, но увидел, что песок внизу вспучился и из-под него высунулась мохнатая собачья голова. Ганя вылез, стряхнулся и размазался в воздухе голубоватой дымкой. А Старец уже был рядом. Он молча вскарабкался в зал и, кивнув мне капюшоном, ушел в дальний угол, где светилось и пряно пахло в полумраке что-то похожее на груду прелых листьев. Я не обращал на Старца внимания. До меня, наконец, дошло, что искрящийся на горизонте город — это спасение, и что настал самый подходящий момент покинуть ко всем чертям гостеприимную обитель благородного отшельника.
Улыбаясь, тому, что все оказалось так просто, я спрыгнул. Ноги утонули в песке чуть ли не по колено.
В песке? Как бы не так! Представьте себе волнистую равнину, покрытую толстым слоем сухих и ломких лепестков чайной розы. Не веря себе, я поднес к глазам пригоршню этих хлопьев. Вы вряд ли испытывали когда-либо такой дикий ужас, в какой вогнали меня эти ломкие скорлупки.
Я рванулся назад, в зал, но ноги мои слишком глубоко увязли. Кажется, я кричал и мертвой хваткой цеплялся за рукав Старца, протянувшего мне сверху руки. Совсем ошалевший, я вскарабкался на порог и бросился грудью на занавесь, преграждавшую путь в Хижину. Не успел заметить, как оказался под белесым небом Каракумов в объятиях Инги. Шарахнулся от нее и на подгибающихся ногах побрел под скалу. Сел и прислонился к ее теплому боку. Таким усталым я еще не бывал никогда.
Инга встала надо мной, долго глядела с изумлением, потом спросила:
— Что с тобой, Сережа? Что случилось?
Я ответил ей: «Уйди!» — и закрыл лицо руками, а она долго плакала, уткнувшись мне в плечо. Я пробовал отстраниться, но она крепко держала меня за рубашку.
ebooksa