— Для кого лучше?
— Для следствия и для вас.
— Послушайте, сыщик, не надо делать таких многозначительных намеков. Я понимаю, с уликами у вас негусто. Так вы страхуетесь на случай, если Виктора придется выпустить. Но лучше честно признайтесь, что вы провалили следствие. По молодости, по неопытности, мало ли почему еще. Причину всегда можно найти. А меня-то зачем сюда тянуть? Из всех шести, кого вы, простите, под колпаком держите, у меня единственного было оружие калибром одиннадцать миллиметров. И если бы Костю ухлопали одиннадцатимиллиметровой пулей, вы бы уже давно меня определили. Так и нечего в мои личные дела теперь соваться.
«А нервы у него того… артистические», — подумал Герасим.
— Вы успокойтесь. И к завтрашнему дню вспомните, пожалуйста, о чем вы с Гурьевым разговаривали вечером семнадцатого. Я вас очень прошу.
Подтеки размытого слезами грима сделали пухленькое личико Ольги Игнатьевны некрасивым и даже потрепанным. Она очень бойко держалась с Герасимом вначале, видно было, что разговор со следователем прокуратуры ей в новинку, и очень хочется услышать какую-нибудь «взаправдашнюю, но интересную» историю. Герасим отшучивался автоматически, а сам пролистывал регистрационную книгу. Похоже, село Капустино было одним из немногих мест на территории Союза, где проблемы с гостиничными местами не существовало. По крайней мере, в последнем месяце на двадцати четырех койко-местах (Микишева так часто повторяла это странно звучащее слово, что оно засело в голове Герасима) одновременно жило человек десять — двенадцать. Герасим отобрал тех, кто семнадцатого августа жил в гостинице. Как раз десять. Минус шесть практикантов из областной комсомольской школы. Минус главный инженер облсельхозтехники. (Первые в друзья Карабанову не годятся по возрасту, главный инженер целыми днями пропадает в мастерских, приходит часов в десять и ложится спать; администраторша щедро делилась своими наблюдениями за жильцами.) Минус две женщины. Остается… Остается Алексей Валерьянович Канаев, родившийся тридцать четыре года назад в городе Смоленске. Инженер какого-то ПДТО. Паспорт серия… номер… выдан… ОВД Пролетарского райисполкома города Татищевска. Ну-ка, ну-ка, серия… номер…
— Ольга Игнатьевна, только честно, у Канаева не было с собой только паспорта или и командировочного удостоверения тоже?
Микишева хотела возмутиться, соврать, но Герасим остановил ее:
— Пожалуйста, не лгите, паспорта этой серии у нас в области не выдавались. Тут-то она и расплакалась.
— Только директору… — давилась она, — первый раз…
Герасим подождал, пока искренний плач сменится канючинием, и сухо приказал:
— Выкладывайте давайте.
А ей и выкладывать-то особенно нечего. Видный такой мужчина. Приличный. Объяснил, что паспорт в райцентре сдал в камеру хранения по ошибке. Вместе с чемоданом. Не тащиться же обратно, верно? Командировочного удостоверения у него и не было. Он сказал, что к другу завернул, повидаться. Он и жил-то здесь всего четыре дня.
— С артистами, которые в Старой кино снимают, он вас не знакомил?
— Нет, сам обещал-обещал.
— А с кем именно, фамилию вам не называл?
— Он говорил, они у него все знакомые.
— А что такое ПДТО, я такой организации у нас в области не припомню?
— Он говорил, что это конструкторское бюро. Секретное.
Потом Микишева снова начала плакать, но Герасим выдавил из нее, что днем Алексей Валерьянович сидел в основном в номере, в село ходил только в магазин, купил транзисторную стереомагнитолу. Выпивал, но аккуратно, в меру. Потом она вновь стала просить, чтоб Герасим не сообщал о ее проступке директору. «Он у нас такой зверь, сразу выгонит». Герасим не выносил женских слез, но все же удержался и такого обещания не дал. Даже если Канаев и не преступник, где гарантия, что в следующий раз эта добрая душа не приютит под государственной крышей преступника. Нет уж, голубушка, и так плакальщицам вроде тебя слишком легко живется. Безработицы у нас нет, без куска хлеба не останешься. Только зарабатывать его будет потяжелее. Но это к лучшему.
ebooksa