Без вести...

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ах... Твои информаторы ни черта не стоят. Ловят то, что сверху плавает... Узнали откуда все это идет?

— Оттуда, господин комендант, из Москвы. Наши люди ходят к немцам и у них слухают Москву. Радио же!

— Они «слухают», а мы, Нечипорчук, ушами хлопаем

Милославский отвернулся к окну, несколько секунд молчал, затем спокойным тоном добавил:

— Ладно. Подготовь подробную информационную сводку для эм-пи[1] и организуй мне встречу с Гаремским.

Тусклое осеннее солнце подходило к полудню. Все на работе, готовятся к обеду. А Сергею спешить некуда. Вот уже пять недель, как его выгнали с работы. Когда Сергей вошел в кабинет управляющего, Биндер встретил его с нескрываемым злорадством.

— А, победитель пришель. Ви, господин Пронькин. есть русский, вы есть победитель. Вы можете просить все, что надо.

— Мне передали, господин управляющий, что вы велели зайти...

Лицо Биндера сделалось сразу таким, каким оно было всегда — жестким, беспощадным. Улыбка исчезла.

— Я должен объявить вам, господин Пронькин, ви есть уволен. Большевик-агент не может работать наш завод.

— Но что мне делать, куда пойти? — вырвалось у Сергея.

— Завод не есть... — Биндер поднял глаза к потолку, прищелкнул пальцами и, наконец, произнес по слогам — бла-го-тво-ри-тель-ный организацион. Нам красный пропаганда не надо...

Сергей стоял, переминаясь с ноги на ногу. Он понимал — надо уходить, разговор бесполезен. Биндер по-своему рассудил колебания Сергея. Подошел вплотную и стоял, слегка покачиваясь, заложив руки за спину.

— Я могу оставить вас здесь, если вы публично будете просить прощенье...

Сергей напряженно думал о том, какое принять решение. Между тем Биндер продолжал:

— Ваша судьба — ваши руки...

— Что я должен сделать?

На лице Биндера опять появилась противная улыбка.

— Ви дольжен публично стать передо мной колени и говорить: господин Людвиг Биндер, я вас оскорбил, назваль плохим словом. Ви есть хороший человек. Я есть зер шлехт человек. Прошу прощенья.

Сергей чувствовал, как вспыхнуло его лицо. Встать перед этим негодяем на колени! Ни за что! Встать на колени перед убийцей, перед этим гнусным немцем? Этого он никогда не сделает, даже если ему будет в сто раз труднее, чем сейчас.