— Нет, — сказал он. — Увидел свет в автобусе и вот… посиди со мной минуту, будь добра. Оглохнуть можно над ротором, а тут тишина, звезды… хорошо и спокойно. Посиди, не бойся. — Ник опустился на висячую ступеньку, прижался щекой к тонкому медному поручню и закрыл глаза.
Джой немного поколебалась, затем зачем-то ушла внутрь автобуса и, воротясь очень скоро, присела рядом с Ником.
— Не спится, — сказала она, — душно. Вы устали?
— Нисколько. Хм, я как буйвол весной.
— Отчего вы хотите выглядеть хуже, чем есть?
Матье открыл глаза и поднял голову.
— В каком смысле?
— Вы все время стараетесь выглядеть грубым и пошлым, — сказала она.
— Ну и как, получается у меня?
— Да. Для чего вам это, Ники? Ведь вы настоящий мастер, все так говорят. Я тоже наблюдала вас за работой. Трудно поверить, что человеку с такой прекрасной увлеченностью в деле приятно быть пошлым и грубым с людьми, а тем более с женщиной. Вы красивый и злой, это ужасно.
— Хорошая девочка, что ты знаешь о бедняге Матье… Я запутался в жизни раньше, чем ты научилась вести душеспасительные разговоры с мужчинами, мужество которых принимаешь за грубость.
Они вдруг разом вздрогнули от внезапно затрезвонившего неподалеку будильника. Джой недоуменно спросила:
— Чего он?
— Опять Борис сменил меня раньше времени. Необъяснимое благородство или какая-то хитрость.
— Хитрость и обермастер? Не берусь совместить эти понятия.
— Я понимаю…
— Идите же, остановите звонок, Ники, пока он не разбудил ваших ребят в палатке.
— Сам заглохнет, — отмахнулся Матье, — а за тех не беспокойся, их сейчас и пушкой не поднять.
Трель будильника смолкла. Ник и Джой молча смотрели на полыхавшую огнями буровую установку, гул которой снова заполнил пространство единовластно.
— Да, ты пошла бы за ним на край света, — ревниво произнес Ник, — уверен.