Выходит, наша догадка, что целью проникновения нарушителя на нашу территорию могли быть соболя, не лишена оснований. Прецеденты, как выясняется, есть. Не шпионские сведения интересуют нарушителя. Это, так сказать, экономическая диверсия. Попытка подорвать государственную монополию. Что ж, соболя не открытые год назад алмазы. Соболя могут размножаться. Значит, это действительно не воровство, а именно экономическая диверсия.
Теперь следовало поговорить со специалистами. Шипов взял телефонную трубку и попросил, чтобы его соединили с управлением охотничьего хозяйства.
— Товарищ Сысов? Полковник Шипов вас беспокоит. Мне хотелось бы повидаться с вами… Рад буду видеть.
Положив трубку, Виктор Петрович вызвал дежурного офицера.
— Заведующего управлением охотничьего хозяйства товарища Сысова немедленно проводите ко мне.
Когда в кабинет вошел невысокий пожилой человек с небольшой холеной бородкой, Виктор Петрович рассказал ему обо всем случившемся и о своих предположениях.
Сысов внимательно слушал, хотя часто хмыкал и было явно заметно, что только уважение к чину собеседника заставляет его сдерживаться. Едва Виктор Петрович смолк, как Сысов, взволнованно теребя бороду, горячо заговорил:
— Это афера! Мне вспоминается рассказ директора заповедника, Медведева. Он в прошлом году был на пушном аукционе в Ленинграде. За три дня до начала аукциона среди представителей различных иностранных фирм пронесся слух, что на аукцион прибыл крупный промышленник Френк. Закупщики и корреспонденты иностранных газет переполошились. Что надо этой акуле на аукционе, ведь Френк никогда не интересовался пушниной? На все вопросы Френк отвечал уклончиво. На аукционе он не купил ни одной шкурки, пока не дошло дело до соболиных. Начались торги. Цены взлетели небывало высоко. Френк поднялся и предложил за десять живых соболей цену вдесятеро большую, чем за все вязки. Несколько миллионов золотом! Но получил отказ.
— А чем вы объясните повышенный интерес к соболям за последние годы?
— Только теперь — последние десять лет — мм практикуем разведение соболей в неволе. Долгое время подобные попытки терпели неудачи. Была плохо изучена биология соболей. Зверюшки не размножались в неволе. Ошибочно считали, будто гон, спаривание соболей, происходит в конце зимы или ранней весной. В эту пору и соединяли самцов и самок. Известный наш ученый, профессор Петр Александрович Мантейфель, в начале тридцатых годов доказал, что гон у соболей и куниц бывает, как ни странно, летом, с середины июня до середины августа. Беременность соболюшки продолжается 8–9 месяцев. Вокруг открытия Мантейфеля долгое время шла борьба. Но в конце концов его точка зрения, подтвержденная многочисленными опытами и наблюдениями, победила. И тогда у нас стали создавать соболиные фермы.
— Сколько надо времени, чтобы создать крупную соболиную ферму, если украдено восемь соболей? — поинтересовался Виктор Петрович.
Сысов ответил, не задумываясь:
— Примерно лет десять. Тогда на ферме может быть в среднем… около десяти тысяч соболюшек. Если не больше. Я беру минимальную цифру.
— Ясно. — Шипов поднялся, давая понять, что разговор окончен, и сердечно поблагодарил охотоведа. После ухода Сысова полковник попросил, чтобы его срочно соединили с Тимофеевым. Но разговор Виктора Петровича с майором состоялся лишь поздно ночью.
Собаки лениво перебирали лапами, поднимаясь на взгорки, а когда спускались в распадки, пустые легкие нарты били их по ногам. Владимир шел за нартами по проторенной тропе, едва припорошенной хрустящей изморозью. Он понимал, что собаки ленятся, но не чувствовал себя в праве прикрикнуть на них. Он не смел даже командовать собаками, которых дал ему дед Василий, чтобы он мог быстрее добраться до дома.
Опозорился на всю тайгу! Теперь охотники при встрече будут смеяться ему в лицо. Ведь надо же сделать такую глупость: привезти в отделение милиции двух уважаемых охотников и сказать, что это они установили в запаснике таинственный прожектор.
Правда, в милиции очень обрадовались находке, долго и придирчиво расспрашивали Владимира и первым же самолетом фонарь отправился в областной центр с приложенной к нему картой с точным указанием места, где он был обнаружен. Однако сразу выяснилось, что Владимир зря оговорил братьев. Их запасник, оказывается, находился на кедре у Царь-сопки, а то дерево, где Владимир нашел фонарь, было на пятнадцать километров северо-восточнее, в верховьях речки Соленой.
Начальник районного отделения милиции, зная горячий, безудержный нрав братьев, решил немного задержать их, чтобы Владимир мог спокойно добраться до дома, не опасаясь, что ему надают тумаков, и, кстати, дождаться распоряжений по поводу этого дела из областного центра.
Взяв с братьев подписку о невыезде из районного центра, он с миром отпустил их. Сидя в чайной, те рассказывали всем встречным, какую подлость совершил молокосос Казни, пасынок известного и уважаемого человека. Уж коли им доведется встретиться в тайге, они надолго отобьют у него охоту путать честных людей со шпионами…
Владимира их похвальба нисколько не смущала: мало ли что говорят люди в чайной. Его беспокоило другое — всю жизнь его теперь будет преследовать эта смешная и нелепая история. Владимир шел, не отдыхая, целые сутки, надеясь усталостью притупить чувство стыда за свой опрометчивый поступок.
ebooksa