Выдержал, или Попривык и вынес

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы никогда больше не прикасались ни къ тоннелю, ни къ шахтѣ. Отчего? Очень просто, потому что опытъ научилъ, что секретъ настоящаго успѣха въ серебряномъ дѣлѣ былъ — «не» добывать потомъ лица и трудами рукъ своихъ богатства, а продажею слоевъ людямъ, исполняющимъ тяжелыя работы, рабамъ труда!

Передъ тѣмъ, какъ выѣхать изъ Карсона, секретарь и я купили «футы» на Эсмеральдѣ отъ разнаго рода людей. Мы ожидали имѣть большую и немедленную прибыль отъ слитковъ серебра, взамѣнъ того намъ приходилось постоянно платить все возрастающія пошлины и получать требованія о высылкѣ денегъ, необходимыхъ для разработки руды. Эти пошлины сдѣлались, наконецъ, такъ обременительны, что необходимо было самому поближе разсмотрѣть это дѣло; я рѣшилъ совершитъ поѣздку въ Карсонъ, а оттуда съѣздить и на Эсмеральду. Я купилъ лошадь и двинулся въ путь, сопутствуемый м-ромъ Баллу и однимъ джентльмэномъ, подъ именемъ Олендорфъ, который былъ пруссакъ, но не тотъ, который составилъ иностранную грамматику съ разными безконечными разговорами въ вопросахъ и отвѣтахъ, и отъ которой многимъ пришлось плохо на этомъ свѣтѣ, тѣмъ болѣе что эти вопросы и отвѣты никогда потомъ не встрѣчались на разговорномъ языкѣ, по крайней мѣрѣ, между людьми. Дня два, три мы все ѣхали, перенесли сильную снѣжную мятель и, наконецъ, остановились въ «Ханей-Лэкъ-Смитъ», родъ харчевни, стоящей на берегу рѣки Карсонъ. Строеніе это было бревенчатое, въ два этажа, и стояло на холмикѣ, среди обширной степи, въ которой ничтожная Карсонъ уныло протекала. Близъ дома были оверлэндскія почтовыя конюшни, выстроенныя изъ необожженныхъ кирпичей. Другихъ строеній не было вблизи. При заходѣ солнца пріѣхали около двадцати фуръ съ сѣномъ и расположились вокругъ дома, а погонщики вошли внутрь, чтобы поужинать; люди эти были замѣчательно грубые и неотесанные. Между ними виднѣлись одинъ или два оверлэндскихъ почтовыхъ кучеровъ, а остальные были все бродяги и праздношатающійся людъ; слѣдовательно, домъ былъ набитъ биткомъ.

Послѣ ужина мы пошли гулять и зашли посмотрѣть на небольшой лагерь индѣйцевъ, расположившійся по сосѣдству. Индѣйцы были всѣ чѣмъ-то озабочены, спѣшили укладывать свои вещи, чтобы скорѣе покинуть мѣсто. Трудно было понять, что они говорили на ломаномъ англійскомъ языкѣ, но, наконецъ, съ помощью разныхъ жестовъ мы сообразили, что, по ихъ мнѣнію, въ скоромъ времени надо ожидать большого наводненія. Погода стояла великолѣпная и время года было не дождливое. Глубина этой ничтожной рѣченки была не болѣе одного фута, ну, можетъ быть, два, ширина ручья походила на ширину какого-нибудь задняго переулка въ селеніи, а берега были едва выше человѣческой головы. Спрашивается, откуда надо было ожидать наводненія. Поговоривъ немного объ этомъ, мы рѣшили, что это была какая-нибудь хитрость со стороны индѣйцевъ и что, вѣроятно, у нихъ была болѣе вѣская причина, чтобы такъ спѣшить, а не боязнь наводненія, особенно въ такое замѣчательно сухое время.

Въ семь часовъ вечера мы поднялись во второй этажъ, чтобы лечь спать; по обыкновенію, не раздѣваясь легли всѣ трое въ одну кровать, потому что мѣста было мало: полъ, стулья и прочее, все было занято, и всетаки еще не хватало мѣста для всѣхъ пріѣзжихъ. Черезъ часъ времени мы были разбужены какою-то тревогою; соскочивъ съ постели, мы проворно прошли между рядами спящихъ и храпѣвшихъ на полу погонщиковъ и подошли къ переднимъ окнамъ этой длинной комнаты. Нашимъ глазамъ представилось странное зрѣлище, освѣщенное луною.

Вода въ извѣстной рѣченкѣ Карсонъ поднялась до самыхъ береговъ и сильно шумѣла и пѣнилась, быстрымъ и стремительнымъ теченіемъ уносила разный хламъ, бревна, хворостъ и тому подобный мусоръ. Углубленіе почвы въ одномъ мѣстѣ, обозначающее прежнее русло рѣки, быстро наполнялось и въ нѣсколькихъ мѣстахъ вода начинала выступать изъ береговъ. Люди суетились и бѣгали взадъ и впередъ, подводя скотъ и пододвигая фуры близко къ дому, такъ какъ возвышенное мѣсто, на которомъ онъ находился, простиралось спереди не болѣе какъ на тридцать футовъ, а за домомъ — на сто. Около самаго русла рѣки стояла маленькая досчатая конюшня и въ ней находились наши лошади. Пока мы смотрѣли у этого мѣста, на нашихъ глазахъ вода прибывала такъ быстро, что въ нѣсколько минутъ образовался цѣлый потокъ, шумящій и мало-по-малу захватывающій все строеніе. Тутъ мы поняли, что это не шутка, а дѣйствительно опасное наводненіе и не только вода затопляла маленькую досчатую конюшню, но и угрожала оверлэндскимъ постройкамъ, стоящимъ около рѣки; вода выступила изъ береговъ и волнами подмывала фундаменты и подходила къ ближайшему большому сѣновалу. Мы выбѣжали и присоединились къ взволнованной толпѣ и къ испуганнымъ животнымъ. Вошли по колѣно въ водѣ въ досчатую конюшню, отвязали лошадей и когда отводили ихъ, вода подступила намъ уже по поясъ, такъ быстро возвышалась она. Толпа вся кинулась къ сѣновалу и начала валить громадные тюки прессованнаго сѣна и катить ихъ вверхъ по возвышенію, направляя ихъ къ дому. Между тѣмъ люди замѣтили, что нигдѣ не находили Ойэнсъ, почтоваго кучера; человѣкъ, ищущій его, отправился въ бродъ къ большимъ конюшнямъ, гдѣ, разыскавъ его спящимъ на кровати, разбудилъ и почти вплавь вернулся обратно. Ойэнсъ былъ пьянъ и продолжалъ спать, но это не длилось долго, минуты черезъ двѣ, когда онъ повернулся въ кровати, рука его повисла и коснулась холодной воды! Она дошла уже до самаго матраца! Ойэнсъ вскочилъ, стоя въ водѣ выше пояса и не прошло и четверти часа, какъ все каменное зданіе изъ необожженныхъ кирпичей растаяло, какъ сахаръ, и подъ конецъ рухнуло и въ мигъ было смыто.

Въ одиннадцать часовъ ночи отъ маленькой конюшни виднѣлась только крыша, а наша гостинница стояла на островѣ, посреди океана. Все видимое пространство было залито водою и красиво освѣщалось луннымъ свѣтомъ. Мы вспомнили объ индѣйцахъ, они оказались настоящими пророками, но какъ могли они это предвидѣть, осталось для меня тайной.

Намъ пришлось закупоренными просидѣть въ обществѣ этой странной шайки людей восемь дней и восемь ночей. Весь день они пьянствовали, ругались и играли въ карты, а иногда для разнообразія поднимали и драку. Грязь и скверность, но лучше забыть объ этомъ, потому что наклонности и вкусъ этого люда намъ непостижимы — тѣмъ и лучше.

Тамъ было два человѣка… — впрочемъ, глава эта уже и такъ длинна.

ГЛАВА XXXI

Тамъ было два человѣка, которые въ особенности были мнѣ непріятны. Одинъ изъ нихъ былъ маленькаго роста шведъ, лѣтъ около двадцати пяти, который, кажется, зналъ одну единственную пѣсню и постоянно ее пѣлъ. Во время дня намъ приходилось сидѣть въ маленькой, душной комнатѣ и потому нельзя было избавиться отъ его пѣнія. Несмотря на крики, ругань, пьянство, его заунывная пѣснь постоянно слышалась и до того мнѣ опротивѣла, что я радъ былъ бы умереть, лишь бы избавиться отъ этого мученія. Другой человѣкъ былъ истый разбойникъ и назывался «Арканзасъ», оно носилъ за поясомъ два револьвера, гнутый ножъ въ голенищѣ, постоянно былъ пьянъ и вѣчно искалъ съ кѣмъ-нибудь повздорить и подраться. Его боялись и всѣ отъ него отстранялись. Онъ прибѣгалъ ко всѣмъ возможнымъ хитростямъ, чтобы заставить кого-нибудь сдѣлать ему оскорбительное замѣчаніе и, когда ему казалось, что онъ достигалъ желаннаго и впередъ наслаждался мыслью о дракѣ, лицо его оживлялось, но обыкновенно намѣченная жертва избѣгала его сѣти, и тогда онъ предавался патетическому отчаянію. Хозяинъ гостинницы, Джонсонъ, былъ малый добродушный и тихій, и вотъ Арканзасъ намѣтилъ его и сталъ на время преслѣдовать его день и ночь. На четвертый день Арканзасъ напился пьянымъ, усѣлся въ уголъ и выжидалъ случая. Немного погодя, вошелъ Джонсонъ и совсѣмъ дружелюбно, держа въ рукахъ бутылку виски, сказалъ:

— Я, думаю, что выборы въ Пенсильваніи…

Арканзасъ внушительно поднялъ кверху палецъ и Джонсонъ остановился, тогда онъ всталъ и, нетвердо ступая, подошелъ къ Джонсону, въ упоръ смотря на него, сказалъ:

— Что, что вы знаете о Пенсильваніи? Отвѣчайте мнѣ немедля, что вы м…можете зн…знать о Пенсильваніи?

— Я только хотѣлъ сказать…

— Вы только хотѣли сказать. Вы только хотѣли, что вы только хотѣли сказать? Вотъ оно! Вотъ это-то и есть, что «я» хочу знать. Я хочу знать, что вы знаете, что вы можете знать о Пенсильваніи, разъ вы такъ нахально о ней говорите. Отвѣчайте!

— М-ръ Арканзасъ, прошу васъ, оставьте меня.

— Кто васъ трогаетъ? Не вы ли придрались ко мнѣ! Не вы ли сами вошли шумя и ругаясь, какъ умалишенный. Конечно, я это не перенесу и не дозволю. Если вы желаете драться, то такъ и скажите! Я къ вашимъ услугамъ!

Джонсонъ, загнанный угрожающимъ Арканзасомъ въ уголъ, восклицаетъ:

— Помилуйте, м-ръ Арканзасъ, я ничего такого не говорилъ. Вы не дадите человѣку даже опомниться. Я собирался сказать, что на будущей недѣлѣ въ Пенсильваніи предстоятъ выборы, вотъ и все, вотъ все, что я хотѣлъ сказать, не встать мнѣ съ мѣста, если это неправда!

— Такъ отчего же вы такъ и не сказали? Зачѣмъ приходить, ворчать и стараться заводить ссору?