Лег спать довольно поздно. До часу ночи никак не мог уснуть по-настоящему. Снова подступали кошмары.
Вот по глухому деревенскому погосту с полусгнившими, покосившимися крестами когтистые тени с милицейскими погонами-крыльями за спиной настигают крестящегося на бегу мужика в охотничьих сапогах с раструбами. Над ними, каркая, зависают глазастые, черные птицы. Среди них мелькают лица Саранчина, Штапина, Шкандыбы… Седовласая истерзанная женщина сквозь тесные металлические прутья собачьего ящика вознесла к небу морщинистые длинные руки. Решетка исчезает. На женщину надвигается усатая фигура в кителе. Задыхаясь от смрада, клубящегося над курительной трубкой фигуры, она ограждается от усатого крестным знамением. Человек с песьим лицом набрасывает на нее ременную удавку. Тянет за собой к искрящемуся кострищу. Комлев пугается, закрывает глаза руками и пятится, пятится назад, пока не упирается лопатками в чье-то мягкое, податливое тело. Он оборачивается. Перед ним икона Божией Матери с линией надбровный дуг и щек Людмилы Ивановны. Он хочет сделать шаг вперед, но не может. Мешает груда мусора, колеса, стекло, аккумулятор. Мимо острого кустарника пропрыгала кенгуру с нахальной мордой Владлена Ивановича…
Едва забрезжило, проснулся. Встал с тягучей, длинной болью во всем теле. Голова его была, словно чугунная. С этой непроходящей тяжестью он и появился на службе.
Архаров протянул ему журнал:
— Распишись. Ты сегодня дежурный следователь. Шкандыба удружил. Прямо на Новый год.
Комлев молча чиркнул против своей фамилии. С вымученной улыбкой сказал:.
— Без меня разве смогли бы обойтись.
Зазвонил телефон.
— Ну вот и первая весточка. На кражу поедешь. Это тебя одна бабусенция так поздравила.
Нехотя покидал себе в портфель чистые бланки постановлений, протоколов, объяснений. Понуро направился к выходу.
— Ты сегодня помятый какой-то, — встретил его у машины Дубняш. — А день предстоит муторный. Под праздник прет всякая мелкотня. Только и успевай отбиваться… А ты у нас въедливый. Давай уж лучше я на себя все возьму. Для общей пользы. Договорились?
— Хорошо, Василий Иванович, — сказал Комлев, одергивая на себе шинель.
— От Петьки и слышу.
Машина запетляла по людным улицам. Город жил своей полнокровной, праздничной жизнью. Кто тащил по тротуару елку, кто спешил в ближайший магазин за бутылкой шампанского, а кто и просто прогуливался от нечего делать. Чаще всего это были закоренелые холостяки.
— Надо же, — заскулил рядом Дубняш. — Такой праздник! Радоваться бы надо. Чарочку из рук до утра не выпускать. А они, будто, подождать не могут. Все со своими жалобами на нас напирают. Да ты-то знаешь, куда едем? Бабуля из поселка позвонила. Курей у нее умыкнули.
— Надо было стеречь их, — ухмыльнулся водитель.
Свернули с проспекта и закружили в частном секторе. Остановились у низкого дома с почти сползшей на крыльцо крышей. У штакетника уже стояла бабуля в сером пуховом платке и черной замызганной шубе с поднятым воротником.
— Сюды, сынки, сюды! — замахала руками.
— Что там у тебя, мать? — Дубняш вылез на снег и огляделся по сторонам.
— А покрали моих хохлатушек и петушка. Вон оттуда, — старушенция показала на сарай в глубине огорода.
ebooksa