— Постараемся. А Валевич?
— Метрдотель из ресторана.
— А почему четверг в вашем списке пропущен?
— Я к сестре ездила проведать.
— … И кого же вы больше всего подозреваете?
— Ума не приложу. Семенихин сам может себе что хочешь достать. Армяшечка? Да нет, он только дарит. Валевич тоже из зажиточных. У него такие чаевые… Кисунев — так он же порядка защитник.
— Хорош, защитничек. Кстати, вы с ним советовались, прежде чем в милицию обратиться?
— Он следователям не верит. Говорит, что ничего не найдут. Дармоедами их называет. И советовал мне ничего не писать.
— А вы вот не послушались.
— Я верю в нашу милицию, — сказала Клюева.
В отделе Комлев отдал список Дубняшу и попросил его взять отпечатки пальцев у всех означенных клюевских посетителей.
Опер споро пробежал глазами список, воскликнул:
— Это что, Киса из трезвяка, что ли?
— Он самый.
— Расколоть Зинку! Как тебе удалось? Небось подсуетился на перине ее?
— Слушай, Дубняш! Ты свои гнусные намеки брось. Даже если вся милиция вместе с тобой станет в очередь к ней, я к вам не пристроюсь. А ты чем зря языком трепать, займись-ка делом. Поезд ереванский завтра приходит.
— Понятно, Абонян.
Комлев проводил взглядом Дубняша, вышел на улицу, сел на надломленную скамейку перед отделом, снял фуражку и задумался:
— Права Клюева. Все клиенты — люди денежные… Вот, разве только Кисунев. Но и у него на Солнечной свой Клондайк имеется. Ведь был же тот случай с фотографией и червонцами работяги… Он! Точно он! Но подождем результатов экспертизы…
Дубняш отдал Комлеву три оформленные подписанные дактокарты и сказал: