Он замолчал и добрых полминуты смотрел на меня с торжествующим видом.
– Мистер Патгёрст, я слышал, вы пишете. И когда мне в агентстве сказали, что вы собираетесь идти с нами пассажиром, я решил непременно пойти посмотреть вашу пьесу. Ну, о пьесе я сейчас ничего не скажу. Но я хочу вам только сказать, что вы, как писатель, соберете массу материала за это плавание. Ад вспыхнет, поверьте мне, и вот тут перед вами стоит пес, который сыграет в этом большую роль. Некоторый интерес для вас представит и такой старый чурбан, как я…
Глава XV
Как я спал! Спасибо мисс Уэст. Это она вернула мне чудесный нормальный сон! Почему капитан Уэст или мистер Пайк, оба такие опытные люди, не смогли определить моей «болезни»? А Вада? Но нет, для этого потребовалась мисс Уэст. И снова я стараюсь разгадать женщину. Это как раз такой случай из тысячи других, который приковывает к женщине внимание мыслителя. Они – поистине матери и ангелы-хранители рода человеческого.
Как бы я ни иронизировал по поводу ее полнокровного довольства жизнью, я не могу не преклониться перед ней за то, что она вернула меня к жизни. Практичная, разумная, упрямая, устроительница гнезда и комфорта, обладающая всеми приводящими в ужас атрибутами слепоинстинктивной матери человеческого рода, – и все же я, должен сознаться, очень признателен судьбе за то, что она находится с нами. Если бы ее не было на «Эльсиноре», я бы в настоящее время так переутомился бы от недостатка сна, что уже грыз бы самого себя и выл, став таким же безумцем, как любой из нашей кучки сумасшедших. И вот мы приходим к ней – к вечной загадке: женщине. Может случиться, что мы не в состоянии будем существовать вместе с ней, но неоспоримо, как и в старое время, что мы не можем существовать и без нее. Но в отношении мисс Уэст я питаю одну горячую надежду – именно, что она не суфражистка. Это было бы уж слишком.
Капитан Уэст может быть самураем, но он в то же время человек. Он был по-настоящему взволнован сегодня утром, хотя со свойственной ему сдержанностью выражал сожаление по поводу нападения насекомых на мои каюты. Он, по-видимому, очень гостеприимен и чувствует, что я на «Эльсиноре» его гость и, хотя он равнодушен к команде, он не равнодушен к моему комфорту. Из немногих слов, которыми он выражал свое сожаление, видно, что он себе простить не может небрежного отношения к моей «болезни». Да, капитан Уэст настоящий, живой человек. Разве же он не отец своей нежной, дикой, стройной дочери?
– Слава Богу! Это улажено, – воскликнула мисс Уэст сегодня утром, когда я сказал ей, как чудесно спал.
И затем, позабыв, отбросив этот кошмарный эпизод с клопами, как совершенно ликвидированный, она добавила:
– Пойдемте смотреть цыплят!
И я сопровождаю ее по паутинной лесенке на крышу средней рубки, чтобы взглянуть на одного петуха и четыре дюжины жирных кур в судовом курятнике.
Когда я шел позади нее, с удовольствием глядя на ее живую, эластичную походку, я не мог не подумать о том, как, переезжая на буксире из Балтиморы, она обещала не надоедать мне и не требовать, чтобы я ее занимал.
–
Перечитывая то, что я написал, я замечаю, как морская терминология прокралась в мой мыслительный процесс. Я невольно думаю морскими терминами. Еще я замечаю избыток превосходных степеней. Но ведь на «Эльсиноре» все – в превосходных степенях. Я постоянно ловлю себя на выискивании точных и подходящих выражений. И постоянно сознаю, что мне это не удается. Например, всех слов во всех словарях мира не хватило бы для того, чтобы передать, насколько ужасен Муллиган Джекобс.
Но вернемся к цыплятам. Несмотря на все предосторожности, очевидно, им пришлось тяжко за время последних бурь. Так же очевидно, что мисс Уэст не забывала о них даже во время своей морской болезни. По ее указаниям буфетчик установил в большом курятнике маленькую керосиновую печку, а сейчас она вызвала его на крышу, проходя к кубрику, чтобы дать ему дальнейшие инструкции относительно их кормления.
Где отруби? Им необходимы отруби. Он этого не знал. Мешок с отрубями затерялся среди разнообразных запасов, но мистер Пайк обещал прислать после полудня двух матросов, чтобы разобрать склад и разыскать этот мешок.
– Побольше золы, – говорила она буфетчику. – Не забывайте. И если курятник не будет ежедневно вычищен, доложите мне. И давайте им только чистый корм – никаких порченых отбросов, помните это. Сколько было вчера яиц?
Глаза буфетчика светились восторгом, когда он ответил, что вчера было девять штук, а сегодня он рассчитывает на целую дюжину.
– Бедняжки! – сказала мне мисс Уэст. – Вы не можете себе представить, как дурная погода сказывается на их кладке. – Она снова обернулась к буфетчику. – Помните, наблюдайте за ними и заметьте, какие куры не несутся, и режьте их первыми. И спрашивайте меня каждый раз перед тем, как их резать.
Я почувствовал себя заброшенным здесь, на крыше, пока мисс Уэст рассуждала с китайцем о курах. Но зато это давало мне возможность наблюдать за ней. Продолговатый разрез ее глаз подчеркивает спокойствие взгляда – разумеется, с помощью темных бровей и ресниц. Я снова отметил теплый серый цвет ее глаз. И я начал разбирать, определять ее. Физически она – представительница лучшего типа женщин старинной Новой Англии. Никакой худобы, ни признаков вырождения, полное здоровье и сила, и в то же время ее нельзя было бы назвать богатыршей.
Она – воплощение жизненности. Когда мы вернулись на корму, и мисс Уэст ушла вниз, я обратился к мистеру Меллеру со своей обычной шуткой: – Ну, что, О’Сюлливан еще не купил сапоги Энди Фэя?