Пока я беседовал с мистером Меллером, я все время был взволнован… Нет, не тем, что рядом с нами была смерть. Я слишком долго занимался философией, чтобы меня могли смутить убийство или смерть. Что меня взволновало – это полнейшее, нелепейшее зверство этого бессмысленного убийства. Я могу понять даже убийство – убийство, имеющее какую-либо причину. Можно понять, что люди убивают друг друга из любви, ненависти, патриотизма, из религиозной вражды. Но тут было иное. Тут было убийство беспричинное, какая-то оргия жажды крови, нечто чудовищно-бессмысленное.
Позднее, гуляя с Поссумом по главной палубе и проходя мимо открытой двери лазарета, я услышал бормотание О’Сюлливана и заглянул в дверь. Он лежал, крепко привязанный, на нижней койке, на спине, вращая глазами, и бредил. На верхней койке, как раз над ним, лежал Чарльз Дэвис, спокойно посасывая трубку. Я поискал глазами свайку. Она лежала тут же, под рукой, на постели, рядом с ним.
– Это же ад, сэр, не так ли? – приветствовал он меня. – И как я могу уснуть хоть немного, когда эта обезьяна все время здесь что-то бормочет? Он никогда не умолкает, продолжает лопотать и во сне, только еще громче. Как он скрипит зубами, это просто ужас! Ну, вот я вам предоставлю судить, сэр: хорошо ли помещать подобного сумасшедшего вместе с больными? Ведь я болен.
В то время как он говорил, массивная фигура мистера Пайка появилась рядом со мной и остановилась так, что человек на койке не видел ее. Он продолжал:
– Я по праву должен бы получить эту нижнюю койку. Мне тяжело взбираться сюда. Это бесчеловечно – вот что, а матросы в море теперь лучше охраняются законами, чем раньше. И я вызову вас свидетелем в суд, когда мы придем в Сиэтл.
Мистер Пайк вошел в дверь.
– Замолчи ты, проклятый юрист! – зарычал он. – Разве ты недостаточную гадость сделал, втесавшись на судно в таком состоянии? И если я еще что-нибудь от тебя услышу…
Мистер Пайк был так рассержен, что не мог докончить своей угрозы. Побрызгав немного слюной, он сделал новую попытку:
– Ты… Ты… Ты раздражаешь меня, вот, что ты делаешь.
– Я знаю законы, сэр! – быстро ответил Дэвис. – Я работал как опытный моряк на этом судне. Вся команда может это подтвердить. Я с самого начала был на мачте. Да, сэр, и по шею в морской воде днем и ночью. И вы брали меня вниз убирать уголь. Я выполнял всю свою работу, покуда меня не свалила эта болезнь.
– Ты насквозь прогнил и окаменел, прежде чем в первый раз увидел это судно, – перебил его мистер Пайк.
– Суд выяснит это, сэр, – невозмутимо ответил Дэвис.
– А если ты будешь продолжать орать своим юридическим ртом, – добавил мистер Пайк, – я вышвырну тебя отсюда и покажу тебе, что такое настоящая работа.
– И подвергнете владельцев хорошеньким убыткам, когда мы придем в порт, – усмехнулся Дэвис.
– Да, если не похороню тебя до того в море, – быстро ответил помощник. – И позволь мне сказать тебе, Дэвис, ты не первый морской юрист, которого я спустил за борт с привязанным к ногам мешком угля.
Мистер Пайк повернулся с заключительным «проклятый морской юрист!» и зашагал по палубе. Я шагал позади него, когда он внезапно остановился.
– Мистер Патгёрст!
Он сказал это не так, как офицер обращается к пассажиру. Его тон был повелительный, и я прислушался.
– Мистер Патгёрст. С этой минуты, чем меньше вы будете видеть, что творится у нас на судне, тем лучше. Вот и все!
И опять он повернулся и пошел своей дорогой.