Словом, она напоминает мне о количестве смертей, уже имевших место, и утверждает, что рано или поздно, в одну темную ночь, когда положение из-за голода окончательно обострится, мы увидим наших негодяев, штурмующих корму.
И весь этот период времени производил бы впечатление какого-то мирного, забавного приключения, какой-то странички книги с романтическим сюжетом, если бы не это беспрестанное бдение, которое теперь лежало лишь на мне и Маргарет. Да, это было, как роман со счастливым концом. И, несомненно, это был роман! Вахта за вахтой, которую по очереди несут любящие друг друга мужчина и женщина. Каждая смена – любовный эпизод, оставляющий незабываемое впечатление. Никогда еще не было ничего более привлекательного: воркующие разговоры о ветре и погоде – совещание шепотом – поцелуи в ладонь руки во время команды, более смелые прикосновения в темноте…
О, верно, я часто с тех пор, как началось наше плавание, посылал к черту книги. И все же книги составляют основу моей прежней жизни! Я таков, каким меня создали десять тысяч поколений моего рода. Об этом и спорить не приходится. Тем не менее, моя полуночная философия выдержала испытание моей породы. Вероятно, на выбор моих книг оказали воздействие те десять поколений, которые создали меня. Я убил человека – Стива Робертса. Будь я белокурым разрушителем, не знающим азбуки, я сделал бы это без всяких колебаний. Как белокурый разрушитель, знающий азбуку плюс все то, что дала мне философия всех философов, я убил того же человека точно так же, без колебаний. Культура нисколько не обессилила меня. Я почти совершенно равнодушен. Это случилось во время моей повседневной работы, а люди моего рода всегда были и остались работниками, никогда не отказываясь от работы, какой бы она ни была – благородной ли авантюрой или же тяжелым уроком, требующим тупого прилежания.
Я никогда не позволил бы себе просить подвинуть назад стрелку циферблата времени или события. При тех же самых обстоятельствах, если бы была веская причина, я снова убил бы Стива Робертса. Я не совсем точен, когда говорю, что отношусь к этому событию совершенно равнодушно. Я взволнован. Я с трезвой надменностью и с гордостью почувствовал, что это нужно сделать. И я сделал то, что должен был сделать. И каждый человек, занимаясь повседневной работой, должен поступать точно таким же образом.
Да, я – белокурый разрушитель и мужчина. Я занимаю высокое место и подчиняю своей воле тупую массу. Я – любовник, любящий царственную женщину, принадлежащую к моей разрушительной расе. И мы вместе с ней занимаем и будем занимать высокие места – и будем с ней командовать и управлять до тех пор, пока не исчезнет с лица земли вся наша раса.
Глава XLVII
Маргарет оказалась права. Наш мятеж не нарушил образцов и традиций былых мятежей. Днем и ночью мы завалены делами. Дитман Олансен, быстроглазый норвежец, был убит Вадой, а Генри, юнга с учебного судна, единственный наш волонтер, полетел за борт с традиционным мешком угля у ног. Состоялось нападение на корму. Изобретенные мною светильники имели успех. Людей все больше пробирает голод, а мы продолжаем по-прежнему сидеть на высоком месте и оставаться хозяевами положения.
Прежде всего расскажу об атаке на корму, которая случилась два дня тому назад, во время ночной вахты Маргарет. Но нет! Сначала расскажу о моем новом изобретении. С помощью старого буфетчика, который как китаец должен был немало знать о фейерверке, я приготовил с полдюжины бомб, причем использовал материал наших превосходных ракет и римских свеч. Я не думаю, чтобы мои бомбы отличались слишком смертоносной силой, и определенно знал, что импровизированные трубки от этих бомб будут действовать еще медленнее, чем мы в настоящее время продвигаемся вперед, но тем не менее – как вы в этом убедитесь ниже, – мое изобретение достигло своей цели.
А теперь – о попытке атаковать корму. Это было во время вахты Маргарет, между полуночью и четырьмя часами утра, – именно тогда была произведена атака. Я спал на палубе, возле командной рубки, недалеко от Маргарет, когда услышал, как она выстрелила раз и продолжала стрелять.
Сначала я бросился к веревкам – приводам моих светильников. Зажигающие и ударяющие части моего механизма действовали превосходно. Я потянул две веревки, и два прибора взорвались с большим шумом и вспыхнули ярким светом. И в тот же момент автоматически опустились вниз штаги заднего трайселя. Освещение сработало мгновенно и не оставляло желать ничего лучшего. Генри, два парусника и буфетчик проснулись от крепкого сна – в этом я уверен! – и немедленно прибежали на корму. Все преимущества были на нашей стороне, потому что мы находились в темноте, в то время как наши враги были буквально залиты светом.
И какой свет! Порох трещал, шипел и выбрасывал излишек газолина из пылающих шаров пакли так, что вниз, на главную палубу, падали огненные потоки.
Большой битвы не случилось, потому что мятежники были подавлены нашим фейерверком. Маргарет наудачу стреляла из своего револьвера, а я держал наготове винтовку, угрожая первому, кто отважится взобраться на корму. Но атака так же быстро кончилась, как и началась. Я видел, как Маргарет стреляет в человека, который пытался было перелезть к нам через левую решетку кормы, а в следующее мгновение видел уже, как Вада, словно дикий буйвол, ринулся на того же человека и ударил его в грудь своим самодельным копьем.
И это было все! Атакующие отступили назад, на бак. А в это время три трайселя, опущенные к основанию штаг, следующие за бизанью и загоревшиеся от капающего газолина, вспыхнули ярким пламенем и мгновенно сгорели, не передав огня остальным частям корабля. В этом заключается преимущество судов со стальными мачтами и штагами!
На палубе под нами лицом вниз лежал человек, которого Вада пронзил своим копьем. Он весь скорчился, лица его не было видно, и поэтому мы не могли установить, кто это.
А теперь я подхожу к той фазе наших приключений, которая была новой для меня. Я никогда не встречал этого в книгах. Словом, это – моя беззаботность в сочетании с ленью. Я использовал два из трех моих светильников. Остался один. Часом позже, убедившись, что на баке снова начинается какое-то движение, я зажег последний светильник и благодаря его свету отбросил мятежников на бак. Нападали ли они на корму для того, чтобы узнать, использовал ли я все мои светильники, или же хотели освободить Дитмана Олансена, этого мы никогда не узнаем. Но факт остается фактом: они действительно двинулись на корму, но мой светильник заставил их отступить. И это был мой последний светильник! Новых же источников света я не приготовил. Это была моя беспечность. Это была лень. Я рисковал нашими жизнями. Оставалась лишь одна надежда на то, что я убедил мятежников в том, что у нас имеется неисчерпаемый запас таких светильников.
Остаток вахты, который я провел вместе с Маргарет, прошел совершенно спокойно. В четыре часа утра я потребовал, чтобы она сошла вниз, но она пошла на компромисс, заняв мою постель на палубе за рубкой.
С наступлением рассвета я увидел тело, которое все еще лежало там, где я видел его в последний раз. В семь часов утра, до утреннего завтрака, когда Маргарет еще спала, я послал Генри и Буквита, обоих юнг, убрать труп.
Я стоял над ними, у борта, с винтовкой в руках наготове. Но на баке не было никаких признаков жизни. Юнги перевернули убитого быстроглазого норвежца (теперь его узнали), понесли к перилам и толкнули тело прямо через борт, в море. Копье Вады пронзило его насквозь.
Но еще до того, как истекли двадцать четыре часа, мятежники прекраснейшим образом поквитались с нами. Можно сказать, они даже больше чем уравняли наши силы, потому что нас так мало, что нам гораздо тяжелее, чем им, перенести потерю хотя бы одного человека.
Начну с того – собственно говоря, я это давно предвидел и именно для этого приготовил мои бомбы! – что когда мы с Маргарет завтракали, группа мятежников, пользуясь защитой задней мачты, прокралась на кормовую часть судна и забралась под навес кормы. Буквит заметил их продвижение и поднял тревогу, но сделал это слишком поздно. Я еще не уяснил себе точно, каким образом их можно было бы выгнать из-под навеса. Я прекрасно понимал, что в тот самый момент, когда я наклонюсь над перилами, чтобы стрелять в нападающих, они выстрелят в меня, пользуясь всеми преимуществами, которые сейчас были на их стороне. Они – под прикрытием, я же был совершенно открыт для их прицелов.