Мистер Пайк попытался что-то сказать, все еще держа калеку в воздухе, но только задохнулся в бессильной ярости.
– Вы старое животное, старое животное, старое животное, – повторял Муллиган Джекобс, бессвязно и тупо от зверской злобы.
– Скажи это еще раз, и ты полетишь вниз, – удалось произнести помощнику сдавленным голосом.
– Старое животное, – с трудом выговорил Муллиган Джекобс.
И был сброшен. Сначала взлетел от силы размаха вверх и в то время как взлетал и падал, в темноте повторял:
– Старое животное! Старое животное!
Он упал среди стоявших у люка номер второй людей, и там произошла суматоха, оттуда донеслись стоны.
Мистер Пайк зашагал взад и вперед по узкому мостику, скрипя зубами. Потом он остановился. Он положил руки на перила мостика, опустил голову на руки, постоял так с минуту, потом застонал:
– Боже мой, Боже мой, Боже мой, Боже мой!
И это было все. Потом он пошел на корму, волоча ноги по мостику.
Глава XXXIII
Дни становятся серыми. Солнце утратило свою теплоту, и каждый раз, в полдень, оно стоит все ниже на северном небе. Все старые звезды давно исчезли, и кажется, будто солнце собирается последовать за ними. Мир – единственный известный мне мир – остался далеко позади на севере, и между ним и нами лежит полушарие. Этот унылый и пустынный океан, холодный и серый, является окончанием всего, тем местом, где все перестает существовать. Он только становится все серее и холоднее, и пингвины кричат по ночам, и огромные земноводные стонут в воде, и крупные альбатросы, посеревшие от войны со штормами Горна, кружатся и вертятся, кружатся и вертятся над ними.
«Земля»! – раздался вчера утром крик. Я вздрогнул, взглянув на эту первую землю, встреченную с тех пор, как несколько столетий тому назад покинул Балтимору. Солнца не было, утро было сырое и холодное, с резким ветром, пробиравшимся под любую одежду. Термометр на палубе показывал тридцать градусов по Фаренгейту, то есть на два градуса ниже точки замерзания, и время от времени налетали легкие снежные шквалы.
Вся видимая земля была покрыта снегом. Длинные невысокие цепи скал, покрытых снегом, поднимались из океана. Приблизившись, мы не обнаружили никаких признаков жизни. Это была пустынная, дикая, мрачная, покинутая земля. Около одиннадцати часов на высоте пролива Ле-Мэр шквалы прекратились, ветер стал ровнее и начался прилив в ту сторону, в которую мы хотели идти.
Капитан Уэст не колебался. Он отдавал приказания мистеру Пайку быстро и спокойно. Рулевой изменил курс, и обе вахты бросились наверх, чтобы ставить паруса. А между тем, капитану Уэсту хорошо был известен риск, который он брал на себя, вводя свое судно в это кладбище судов.
Когда, подхваченные сильнейшим течением, мы вошли в узкий пролив под всеми парусами, неровные скалы Тьерра-дель-Фуэго побежали мимо нас с головокружительной быстротой. Мы были совсем близко от них и совсем близко к зазубренному побережью острова Стэтен с противоположной стороны. Здесь, в дикой бухте между двумя стенами черных обрывистых скал, капитан Уэст остановил круговое движение своего бинокля и стал упорно смотреть в одну точку. Я посмотрел туда же в свой бинокль и почувствовал внезапный холодок, увидев торчащие из воды четыре мачты огромного корабля. Неизвестное судно было такой же величины, как «Эльсинора», и потерпело крушение совсем недавно.
– Одно из германских судов с нитроглицерином, – сказал мистер Пайк.
Капитан Уэст кивнул головой, все еще рассматривая потерпевшее аварию судно, потом сказал:
– По-видимому, людей там нет. А все-таки, мистер Пайк, пошлите несколько матросов с хорошим зрением на ванты и сами посмотрите хорошенько. Может быть, на берегу есть спасшиеся, которые пытаются подать нам сигнал.
Мы продолжали свой путь, но никаких сигналов не видели. Мистер Пайк был в восторге от нашей удачи. Он шагал взад и вперед, посмеиваясь и потирая руки. С тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года он не бывал в проливе Ле-Мэр. Он сказал также, что знавал капитанов, сделавших до сорока плаваний вокруг Горна и ни разу не имевших счастья пройти этим проливом. Обычный путь лежит значительно восточнее, ведет вокруг острова Стэтен, но это сопряжено с уклонением от западного направления, а здесь, на краю света, где сильный западный ветер, не задерживаемый землею, непрерывно дует вокруг узкой полоски земли, за то, чтобы не уклониться от западного направления, приходится бороться неимоверно. Лоции дают капитанам относительно прохода Горна такой совет.