Кровавые девы

22
18
20
22
24
26
28
30

Дж.

Лидия надела очки, проверила дату, затем подошла к стоявшему в углу глобусу – у нее никак не получалось запомнить, где именно между Францией и Германией расположены все эти маленькие страны. Должно быть, он написал письмо на вокзале (такую бумагу всегда можно найти в общем зале ожидания!), прежде чем сесть на поезд, отправляющийся в Германию.

Лидия заставила себя улыбнуться Элен, но стоило служанке выйти, как она снова перечитала письмо, затем сняла очки и некоторое время неподвижно просидела в янтарном сумраке.

Она не верила в бога чудес.

Молиться ему было бы так же неразумно, как, например, влюбиться в того, кто лично убил – по самым скромным подсчетам – более тридцати тысяч мужчин, женщин и детей, по одному за раз, не более двух в неделю, и так на протяжении трехсот пятидесяти шести лет…

Боже, прошу Тебя, пусть он вернется домой невредимым…

6

Поскольку человек живет не в вакууме – а также потому, что дворник (он же консьерж) «Императрицы Екатерины» вполне мог получать деньги от немецкого посольства, да и от российских служб, сообщая тем обо всех иностранцах, остановившихся в гостинице в это непопулярное время года, - на следующее утро Эшер аккуратно выбрил макушку, подновил краску на волосах и усах, перечитал редакционную полосу привезенного с собой выпуска «Чикаго Трибьюн» и нанес визит министру полиции. Хотя несколько лет назад это ведомство вошло в состав министерства внутренних дел, начальник полиции по-прежнему правил Санкт-Петербургом из пользующегося дурной славой здания на набережной Фонтанки, и Эшер без особого труда выдал себя за Жюля Пламмера из Чикаго, разыскивающего сбежавшую жену.

- Мне сказали, что она где-то здесь, и я не хочу неприятностей, - громогласно объявил он, произнося слова с выраженным среднеамериканским акцентом, который не имел ничего общего с плавной речью преподавателя филологии из оксфордского Нового Колледжа. – Но и дурака из себя делать не позволю, чтоб им всем провалиться. Мужчина, с которым она сбежала, называл себя русским графом, и я знаю, что он получал письма из Санкт-Петербурга, поэтому и приехал сюда. Черт бы побрал всех женщин. Ублюдок, скорее всего, врал, но раз уж я здесь, то начинать поиски буду отсюда.

Разумеется, никто из членов невероятно богатой семьи Орловых (Эшер произносил и писал их фамилию с двумя «ф» на конце) не выезжал в окрестности Чикаго – все передвижения этого приближенного ко двору семейства были хорошо известны и не составляли тайны для полиции.

- Так и знал, - прорычал Эшер. Все остальные сведения о себе он сообщал скучающему чиновнику с той долей нетерпения, высокомерия и надменности, которая еще не могла стать поводом для задержания, зато, как он выяснил, позволяла остаться неузнанным теми, кто ранее сталкивался со скоромным профессором Лейденом.

Сейчас, когда международные отношения становились все более натянутыми, в таком большом городе должны были работать самые опытные сотрудники Auswärtiges Amt. Никакая предосторожность не казалась лишней.

Покончив с департаментом полиции, Эшер нанял извозчика и велел везти себя на Каменный остров. Нужный ему дом оказался роскошным особняком, почти дворцом. У вышедшего на звонок лакея в напудренном парике и красно-голубой ливрее он спросил, в городе ли сейчас князь Разумовский. Лакей на безупречном французском ответил, что его превосходительство действительно в городе, согласился (за два рубля) взять визитную карточку месье Пламмера и выяснить, дома ли князь, после чего провел Эшера в гостиную, по сравнению с которой жилище леди Ирэн Итон казалось ист-эндской лачугой. Вернувшись, слуга дал понять, что его хозяин все же снизойдет до беседы с американцем, пусть даже в столь неподобающе ранний час (был час пополудни).

- Прошу сюда, месье.

Сидевший за столом князь бросил на Эшера взгляд, в котором не было и тени узнавания. Как только за лакеем закрылась дверь, Эшер снял пенсне, принял более естественную позу, избавившись от «американской» надутости, и своим обычным голосом спросил:

- Ваше превосходительство?

Лицо золотовласого гиганта преобразилось:

- Джейми?

Эшер прижал палец к губам. Голос князя Разумовского напоминал оперный бас.

- Боже правый, дружище! – князь обошел стол, обнял Эшера за плечи и расцеловал в обе щеки. – Откуда вы взялись? Я думал, вы…