Кровавые девы

Она прикоснулась к скрытой под кружевным воротником тяжелой серебряной цепочке. Шаги на лестнице могли принадлежать одному из этих ужасных бородатых рабочих, которых она видела на улице. Но Лидия готова была биться об заклад, что если Петронилла Эренберг в самом деле спит здесь, пусть и не все время, то петербургская беднота обходит монастырь стороной. Она спустилась по ступеням, левой рукой держась за опорную колонну из сырого камня, а правой поднимая над головой свечу.

- Qui est lá? – снова позвала она, и ее голос эхом отразился от низких сводов. Хотя дни становились все длиннее и теплее, здесь царил промозглый холод. - Je m’appelle Madame Asher . . . Je cherche Madame Ehrenberg. . .

Еще одна маленькая круглая комната и надежно запертая на новенький американский замок дверь. На стенах сохранилась старинная роспись: череда полустершихся лиц и задрапированных фигур, нарисованных в застывшей, фантастической манере русской иконописи. От них сохранились только печальные глаза да воздетые руки. За небольшой пустой площадкой снова начиналась лестница; поднимавшийся снизу воздух нес в себе зловоние сотен и тысяч выгребных ям.

Как ни странно, но до сих пор ей на глаза не попалось ни одной крысы.

Желтый свет отразился в воде. Подойдя поближе, Лидия увидела на потрескавшемся кирпичном полу лужу глубиной примерно в дюйм. За открытой дверью стояла непроницаемая тьма, скрывая новый ад. Лидия подобрала юбки и подняла свечу повыше.

Надо посмотреть, чтобы потом было что рассказать Джейми…

В темноте вспыхнули глаза. На призрачно-бледном размытом пятне лица они горели отраженным светом, как глаза крысы.

Лидия застыла на месте.

Вечер наступил быстрее, чем она ожидала…

Раньше ей уже приходилось видеть немертвых; сталкивалась она и с теми, кого считала неполноценными или незавершенными вампирами: несчастных тварей, у которых процесс превращения из человека в бессмертного дал чудовищный сбой. Стоявшее в дверном проеме существо напомнило ей Денниса Блейдона: неестественный рост зубов – на этот раз не верхних, а нижних клыков и премоляров, которые были такими длинными, что резали губы, и шелушащаяся, нездоровая кожа.

Только благодаря предыдущему опыту она не закричала и не бросилась прочь.

И, как и в случае с бедным Деннисом, ситуация становилась еще ужасней от того, что она узнала юношу. Это был тот самый темноволосый паренек – по крайней мере, одет он был в такую же рубаху в красную и синюю полоску и поношенные ботинки, - который в лечебнице простодушно отвечал на расспросы так называемой мадам Эренберг, и глаза его выдавали смятение чувств, переполнявших его юное сердце.

Он тоже узнал Лидию.

Протянув к ней руки, он сквозь огромные клыки забормотал по-русски:

- Госпожа… Госпожа, помогите…

Лидия, не в силах пошевелиться, смотрела на него с жалостью и ужасом. Наконец она ответила, стараясь говорить спокойным тоном:

- Все хорошо. Не бойся… а, пропади оно пропадом! N’ayez pas peur. Je vous aiderais[22]…

Она шагнула к нему, приподнимая свечу, чтобы лучше видеть. То ли это движение, то ли какой-то шум, послышавшийся в чернильной тьме у него за спиной, то ли серебро у нее на шее и запястьях – Лидия так и не поняла, что спугнуло его. Но юноша шарахнулся от нее, колотя по воздуху руками, а затем словно растворился в темноте.

Лидия поспешила к внутренней двери и услышала, как он шлепает по воде; фитилек свечи отразился в темной глади под ногами, отбросил пятно света на низкий крестовый свод то ли подвала, то ли водохранилища.

- Attends!