— Ни за что ни про что.
— Может, обидел чем?
— Если бы так. Я же говорю, что обходился с ней, как с самым дорогим человеком.
Несколько метров шли молча, а потом политрук спросил:
— А траншею так и не закончили?
— Нет, но теперь закончим. За недельку все будет готово, и заметку в «Советский черноморец» напишем.
Политрук остановился, долго смотрел мне в глаза, а потом задал мне еще один вопрос:
— Товарищ Нагорный, думал ли ты когда-нибудь о вступлении в ряды Коммунистической партии?
— Честно сказать, думал, но еще не сделал ничего такого, что было бы достойно звания коммуниста.
— А Сугако как? — без связи с предыдущим спросил политрук.
— Он хороший, трудолюбивый парень, но голова у него, как вы правильно тогда сказали, захламлена религиозным мусором.
— Вот тебе поручение: постарайся очистить его сознание от религиозного дурмана и, если удастся, подготовить к вступлению в ряды комсомола.
— Да я уже кое-что сделал.
— Что именно?
— Кажется, мне удалось завоевать его доверие.
— Немало, прямо скажем. Но это все-таки еще не все. Ну желаю тебе успеха.
— Спасибо, товарищ политрук. За все большое спасибо.
Идти по улицам Севастополя в форменной фуражке, но без знаков различия, нельзя. Первая же встреча с военным патрулем могла принести неприятности. Прикрепить нашивки к рукавам блузы — дело нехитрое. У Олега нашлись нитки и игла, и через какие-нибудь пятнадцать минут командирские знаки различия были на том месте, где им полагалось и быть. В тот же день на посту ВНОС номер один появился новоиспеченный старшина второй статьи.
— Нет, чтоб я пропал, если это не Нагорный, наш новый командир, — объявил Лев Яковлевич, ощупывая нашивки на рукавах моей блузы.
О моем новом назначении, оказывается, все уже знали еще до моего возвращения. Об этом было сообщено на пост специальной радиограммой. Полученной новости были рады все, за исключением Звягинцева. Мое появление в расположении поста Семен встретил, как и следовало ожидать, мрачно.