— Гордость? Кто же этого не знает?
— Знать-то, может, и знают, но не все одинаково представляют значение этого слова.
— Гордость — это чувство собственного достоинства. Тебя, например, кто-нибудь незаслуженно обидел.
— Ты бэрэш карбованця и даеш йому здачу, — шутливо ответил вместо меня Музыченко.
— А если этого карбованца или просто физической силы не хватает, как, например, у меня, тогда как?
— Свит нэ бэз добрых людэй — хто-нэбудь та позычэ.
— Это, конечно, шутка, — возразил я. — А вот если серьезно, то как назвать поступок человека, который без причины начал презирать другого человека?
— А как назвать поступок человека, — вмешалась Маринка, — который без причины начал оскорблять другого человека?
— Маринка, — обратился я к ней, — а ты не допускаешь, что этого человека могут просто оклеветать?
— Мудрая народная пословица говорит: там, где дым — не без огня. Я допускаю, что могут немного преувеличить, приукрасить. Но чтобы выдумать несуществующее — этого не может быть. И я очень хорошо понимаю Александра Сергеевича Пушкина, который, чтобы защитить свою честь, вызвал на дуэль подлеца Дантеса.
— Ты что же, допускаешь, что Наталья Николаевна могла дать повод для светских сплетен?
— Ничего я не допускаю, но хорошо знаю, что в письме Пушкина к барону Геккерену есть и такое выражение: «...чувство, которое, быть может, и вызывала в ней, — то есть в Наталье Николаевне, — эта великая и возвышенная страсть...», — Дантеса, значит.
— По-твоему, в жизни такой клеветы не бывает?
— Нет. Для этого всегда есть хоть какая-нибудь причина.
Хотелось сказать Маринке: «Милая девочка, да тебе просто повезло, что раньше не приходилось сталкиваться с человеческой подлостью. И когда столкнулась, не могла поверить, что клевета, как и глупость, может быть безграничной».
Сейчас уточнять что-либо, даже у Лиды, не имеет смысла. Чем все это кончится? Ответить на этот вопрос не взялся бы, наверное, ни один мудрец. И, словно угадав мои мысли, Лида, не отпуская моей руки, остановилась. Сделав вид, что поправляет тапки, она тихо сказала:
— Не торопись, пусть они уйдут немного вперед.
Любопытная вещь этот предлог. Никакой науки о поводах не было и нет, ни у кого не возникало и не возникает даже мысли об умении пользоваться ими, а вот, поди ж ты, юная Лида настолько правдоподобно изобразила неполадки в своей обуви, что даже я, шедший рядом с ней, поверил было ее предлогу.
— Ты хоть догадываешься, почему Маринка дуется на тебя? — спросила меня Михеева.
— А что тут догадываться? И так все ясно.