Тайны древних руин

22
18
20
22
24
26
28
30

— А почему ты считаешь, что тебе рисковать можно, а мне нельзя? — спросила она.

— Да потому что у меня такая профессия. Военный должен уметь все.

— А я, значит, для этой профессии не гожусь? Плохо же ты меня тогда знаешь.

— Гляди, Маринка, генуэзские башни-то почти рядом. Пошли посмотрим.

— Нет.

— Как нет? Я же их ни разу не видел. Это редкий исторический памятник. Ты сама мне об этом говорила,

— Нет.

— Не понимаю. Это же...

— Ты хочешь поссориться?

— Нет. Черт с ними, с этими башнями, — ответил я и подумал: «Почему она избегает этих башен? Что там уже такое может быть? И почему она ходит к ним одна?»

— Видишь внизу ручей? — спросила Маринка.

— Вижу.

— Там есть мое волшебное зеркальце. Мы с ним часто беседуем. Его я могу тебе показать.

Мы спустились вниз и попали в широкое ущелье, на дне которого протекал небольшой ручеек. В одном месте образовалось маленькое озерко. Из него ручеек выбегал и, петляя между прибрежных камней, впадал в Черное море. По бокам ущелья громоздились кустарники диких растений. Стоило мне подойти к ручейку и осмотреться вокруг, как меня охватило странное чувство чего-то необычного, непонятного и даже, я бы сказал, таинственного.

— Не бойся, — сказала Маринка, угадав мои мысли. — Здесь все знакомо мне. Подойди поближе и стань рядом со мною.

Я повиновался и посмотрел на спокойную гладь озерка. В нем отражалась наклонившаяся Маринка. В этом отражении были видны до мельчайших черточек и голова девушки, и платье, подол которого Маринка плотно обернула вокруг своих ног, и даже глаза цвета морской волны.

— Зеркальце мое, здравствуй! — произнесла Маринка. Голосом окружавших скал озерко ответило: «Здравствуй!» — и при этом заволновалось, покрылось мелкой рябью.

— Мое волшебное зеркальце, скажи мне, милое: я красива?

— Красива, — повторили скалы.

Во мне боролись два чувства: смеяться или отнестись к этому вполне серьезно. Я понял, что весь секрет кроется в исключительных акустических свойствах этого ущелья. Резонанс создавался настолько сильный, что при разговоре поверхность озерка начинала волноваться. Критически отнестись к этому природному явлению и рассмеяться я не мог: это нарушило бы ту загадочную торжественность, которой прониклась Маринка. Меня осенила мысль — спрошу и я у маленького озерка: