Улыбнулся отец Игнасий – печально и строго.
– Прошу вас, – говорит, – постарайтесь не касаться острых углов. Что вам до нас и наших обетов? Что вам до господа нашего, до Творца, наконец? Вы – атеист, возможно – коммунист, вам чуждо наше, как мне – ваше. Нас связывает одно: мы – люди. Так будем же ими и подойдем друг к другу непредвзято. Вас привело ко мне дело.
– Дело, – говорю.
– Тем лучше. Позвольте мне в свою очередь спросить: почему именно я, а не кто–нибудь ещё? Чем заслужил такую честь?.. Хотя подождите. Не отвечайте. Сначала выслушайте – правильно ли я вас понял. Кажется, вы предложили мне повлиять на человека, используя авторитет церкви? Так?
– В известной мере…
– Вы ищете помощи у меня, запутавшись в лабиринте чужой души? Так?
– Не совсем…
– Вы говорили: он взял на себя вину большую, чем есть? Так?
– Так! – говорю. – Всё так! Готов пояснить: человек, о котором шла речь, упорно придерживается губящей его версии, взваливает на себя чужую вину; ему грозит наказание большее, чем он заслуживает… Он католик. Вы могли бы убедить его быть правдивым, напомнить ему, что ложь по тем догматам, в кои он верит, – тяжкий грех. Поступив так, вы совершите благо.
– Благо ли?
Запнулся я. Рот раскрыл.
– А?
– Я говорю: благо ли?
– А как по–вашему?
– Нет, нет, говорите вы. Я слежу за вашими рассуждениями. Прошу вас, продолжайте.
– Хорошо. Готов повторить. Запирательство Михайловского ведет к тому, что следствие не может установить причин, по которым он стал пособником убийцы. Каждая причина – особая квалификация. Суд считается с этим. Помощь за деньги – одна мера наказания. Из страха – другая. Из любви – третья. И так далее…
– Это я понял.
– Что же вы не поняли?
– Роль. Моя роль.
– Роль гуманиста.
ebooksa