Следующий день уже клонился к вечеру, когда звуки голосов разбудили нашего героя. Сёдзи сел и потер глаза. Неужели снова эти Имагава доставляют ему неудобства своим шумом. Нет слов, этот старый жрец со своим осторожным сыном проявляли неприличное упрямство. Держась руку на рукоятке меча, Сёдзи прошел вперед и вперил свой взгляд через решетку. Однако оказалось, что его покой нарушили земледельцы, разговаривающие на свои темы. Их длинная вереница спускалась в долину в дождевиках и соломенных шляпах, но без сельскохозяйственного инвентаря. Процессию возглавляла группа синтоистских священников низшего порядка под названием нэги-каннуси. В паланкине несли очень красивую девушку. Когда ее подняли с каго, Сёдзи увидел, что ее руки связаны за спиной, а ноги крепко стянуты веревкой. Предвидеть предстоящие события труда не составляло. Пострадавшие от бури или разбойников жители деревни предлагали эту девушку в качестве человеческой жертвы. Как раз эти жрецы изобразили на гребне крыши белую стрелу, чтобы задобрить духа бури; они же могли отдать деревенскую красавицу на растерзание горным волкам, заставить ее прислуживать в каком-нибудь притоне грабителей, лишь бы удался щедрый урожай. Эти жрецы издали ликующий возглас: «Возрадуйтесь, селяне! Богиня проявила благосклонность. Сэнгэн Дайбосацу (божество Фудзи-сан) соизволило предоставить богатый урожай зерна в нынешнем году. Дивное послание ударило в дом Дзёсаку, и его требования исполнены. Смотрите! Еду с вином кто-то употребил до последнего кусочка. Теперь остается только завершающий шаг – принесение в жертву: оставим девственницу на волю Божественного провидения. Возрадуемся все вместе! Возрадуемся!» Как только жрецы и простой народ распростерлись перед алтарем, наш богоподобный Сёдзи из укрытия разразился праведным гневом: «Еретики! Твари! Свиньи! Ваш Сёдзи сам составит ответ на то послание. Он вот этой дубиной напишет ответ на ваших спинах и ребрах». Итак, рыцарь с гневом наблюдал их бегство в противоположную сторону долины, причем они оставили деву на произвол судьбы, то есть на милость чудовища или разбойника, ждавшего ее. Заливаясь слезами, она звала их, а с особой надеждой обращалась к сутулому мужчине с грубыми чертами лица. Однако он вместе со всеми остальными скрылся из вида. Сёдзи остался в своем убежище, уверенный в том, что не все еще для него закончилось.
Прошло несколько часов. Никто из деревни возвращаться не собирался. Тут из кустов напротив алтаря высунулась чья-то безобразная голова. За ней появилось длинное, угловатое, подвижное тело. Парень выглядел ужасно. У него было воспаленно-красное лицо, а волосы морковно-рыжей масти. На неровном лице горели зеленые глаза, а огромная борода придавала ему вид скорее зверя, чем человека.[77] Он приблизился к месту, где лежала связанная девушка. Своим мечом это существо перерезало веревку на ее руках. «Не плачь, моя прелесть. Божественная милость коснулась тебя, избавив от жизни земледельцев; теперь ты будешь существовать в роскоши и служить шайке Норикиё. Более того! Тебе будет поручено скрашивать его часы досуга. Мужайся. На Сираминэяма (горе Белой вершины) находится роскошный дом». Так как девушка продолжала плакать и стала сопротивляться, чудовище перешло к применению грубой силы: «А ну-ка, девка! Таким своим поведением ты доброго отношения не заслужишь. Подчинись воле нашего бога». Шлеп! Бац! Он принялся бить девушку наотмашь. Напуганная девушка попыталась убежать. Но ноги у нее оставались связанными, а распутать тугие узлы дрожащими пальцами не получалось. Сёдзи оседлал разбойника. Время от времени он наносил ему звучные оплеухи. «Жалкая святотатствующая тварь, готовься к немедленной смерти. Ты притворялся богом, чтобы обманывать этих обездоленных суеверных земледельцев! А теперь соизволь принять праведную кару от руки Икэно Сёдзи, служащего рото у господина Огури. Мой сюзерен никогда не простил бы такого тяжкого проступка».
Прижатый к земле разбойник застонал так яростно, как будто собирался пробудить жалость. На что сёдзи сказал так: «Даже тот, кто режет курицу со свернутой шеей, проявляет к ней сочувствие. Каких оправданий можно ждать от такого вот человека? Говори быстрее». – «Позвольте, добрый человек, – послышалось ему в ответ, – избавиться мне от всей этой маскировки». Сёдзи позволил чудовищу сесть, и тот стащил маску с париком и бросил их в кусты. Этот человек теперь выглядел вполне симпатичным. С пристыженным видом он произнес: «Поверьте, милостивый государь, но дела обстоят совсем не так плохо, как кажется на первый взгляд. Никто не спорит, что в занятии разбоем возвышенность отсутствует, однако, когда проступок совершается ради сбора средств на войну ради свержения коварного и мятежного дома Асикага, оправдание все-таки найти можно. Что же касается этого Дзёсаку из Инагимуры, то его можно назвать жестокосердым, скаредным грешником. Девушку, по правде говоря, ждет лучшая судьба, если ее продать в Мияко, а выручку направить на наше благое дело». На резкий протест Сёдзи он ответил так: «Нет! Вы не знаете этого ужасного человека. Не так давно он отказался внести выкуп за своего старшего сына, которому пришлось предстать перед строгим судом и встретить смерть. Его оправдание состоит в том, что у него имеются другие сыновья и он может позволить себе потерять одного из них. Первый осведомитель из столицы или городов Накасэндо должен найти согласие на его предложение. Он еще не проходил этим путем, и существуют все основания для такого предположения. Но раз уж вы так желаете, давайте вернем О’Хару в ее деревню. С тем, чтобы к ней больше не приставали, все согласны. Я рад, милостивый государь, познакомиться с вами. Падение Яхаги и смерть братьев Асукэ вызвали большое сожаление. Что же касается господина Огури, то сообщения о его спасении получили надежное подтверждение. А с вами сейчас разговаривает скромный человек по имени Акамацу Дзиро Норикиё, приходящийся младшим сыном хозяину замка Аманава в Харима Акамацу Энсю. Можете не сомневаться по поводу моего рассказа обо всех этих событиях. Предлагаю присоединиться к Сираминэсану. Во всяком случае, вы можете отдохнуть у нас до тех пор, пока отряды Имагава уйдут в Суругу». С глубоким уважением к услышанному имени Сёдзи почтительно поклонился; за переданные известия он мог бы броситься на шею Норикиё и обнять его, но по отношению к девушке он сохранял неуступчивость. В темноте все вместе они пошли искать деревню. Потом при полном молчании, чтобы не вызывать подозрений в попытке ограбления дома, если вдруг поднимется шум, они скрылись в ночи. На ее голос и стук в дверь амадо распахнулась; тут ей представилась возможность объяснить случившееся удивленным деревенским жителям, слушавшим с открытыми ртами об участии богов, вступившихся за нее.
Обстановка у Сираминэсана пришлась Сёдзи не совсем по вкусу. При всей сомнительности методов Акамацу Норикиё, а они мало чем отличались от методов его соратников на южном направлении, вера его в свое дело оставалась искренней. Он обладал истинно японским искажением зрения и причудливой логикой при полном отсутствии осведомленности о том, что ей присуще и чего в ней нет. Соратники разделяли его взгляды, но не веру. Эти ребята жили в роскоши за счет устрашения народа и беспомощности правительства Асикага, осажденного мятежниками со всех сторон и получавшего скудные поступления в казну из-за неприличной тяги его руководства к той же роскоши в ущерб политике. Народу приходилось выкручиваться самостоятельно и привыкать заниматься вымогательством. Таким манером удавалось доставать деньги на роскошную одежду, пиры и вино. Судьбу сельских девушек, которых меняли на поставки табо или продавали в Мияко, можно назвать завершающим штрихом в этом дьявольском ходе событий. Побывав несколько недель свидетелем всего этого безобразия под названием жизнь, Сёдзи решил отправиться дальше на поиск рото Огури. Норикиё самым действенным образом собирал сообщения об их нынешнем месте нахождения и занятии. Когда Сёдзи объявил ему о своем намерении, тот воспринял его с большой неохотой. «Вам потребуются деньги, – напомнил он. – И надо бы как-то изменить внешность. Вам следует притвориться Дай Дзёмётэном Кокудзилом Рокобу, то есть паломником, посетившим многие храмы и провинции Японии в благочестивом обличье жреца. Как только где-то поднимется знамя вашего почтенного господина, прошу уведомить об этом Норикиё». Получив добрые напутствия и богатые познания о действиях этих налетчиков, Сёдзи отправился в свое путешествие. Первым делом он решил посетить Оцу. Здесь его дяде Косиро поручили опеку над девой Тэрутэ. Там должны были знать о судьбе Сукэсигэ-доно. Однако в этом городе его ждало разочарование. Расспросив самых разных жителей, он понял, что Тэрутэ с Косиро покинули этот город несколько дней назад и ушли они по дороге на север. Этой красивой женщине в сопровождении огромного нелепого жреца было нелегко затеряться в толпе. Раздосадованный таким открытием Сёдзи подтянул свой ои на плечах и, позванивая колокольчиком, собрался было оставить город. Его путь лежал через деревни Токайдо на Юки. Когда он вышел на окраину, на глаза ему попались два человека, как и он в одеждах жрецов, в широкополых соломенных шляпах, а также с колокольчиком и миской для подаяний. Что-то в их походке привлекло его пристальное внимание. Он повернулся и пошел за ними в город. Заметив его преследование, они шепотом о чем-то посовещались. После этого резко свернули в лес у подножия террасы монастыря Миидэра и стали дожидаться, пока он к ним подойдет. Они стояли с мрачным видом, сжимая свои сякидзё (посохи) с угрожающим молчанием. «Знаете ли вы, добрый человек, – начал один из них свою речь, – что несоблюдение этикета тэнгаи[78] относится к дурным манерам? Оправдания вашему упорству мы не находим. Соизвольте выбрать другой путь». – «Бьюсь об заклад, – хохотнул Сёдзи, – что этот голос я уже слышал. Он удивительно напоминает голос уважаемого каро по имени Гото Хёсукэ-доно». Он поднял свой мэсэки-гаса (соломенный шлем). Его собеседники тут же сдвинули назад свои шляпы. «Икэно Сёдзи!» – «Хёсукэ-доно! Дайхатиро-доно!» Со слезами радости на глазах эти храбрецы обменялись рукопожатиями. Сёдзи за эти недели уже надоело отдыхать, да и отъелся он как следует; однако лица братьев Гото выглядели осунувшимися и изнуренными. «Ах! Животы-то у вас совсем пустые. Жизнь жреца требует определенной закалки. Ну, это дело поправимое при наличии такого количества золота». Сёдзи сразу развеселился.
Встреча Икэно Сёдзи с братьями Гото
Тут же подыскали постоялый двор, причем не какой-то особенный, так как рото прекрасно ориентировались на улицах Оцу. Рассказ об их приключениях занял долгое время. Событий у Гото накопилось ничуть не меньше, чем у Сёдзи. Только лишь завидев знамена отрядов Имагава, они решили пуститься в бега. Судьба беженцев привела их в Исэ. Следы своего господина они искали во всех краях от Ямады до Кумано и дальше на запад до Коясаны. Понятно, что он не собирался бежать в Юки через страну Имагава. Сёдзи обрадовал их сообщением о его уверенном бегстве, подготовленном Норикиё. Он выбрал возвращение в Юки через Синано. Где еще было искать поддержки? Но Гото узнали важную подробность. В Исэ им сообщили, что кое-кому из рото Огури удалось скрыться от погони. В Хадзу на Микаве они захватили лодку и заставили рыбаков плыть на запад в расчете на покровительство Кикути на острове Кюсю. Некоторая часть родственников этого авторитетного клана постоянно находилась в состоянии мятежа. Возможно, владыка Огури как раз у них нашел прибежище. Один из мужчин совершено определенно был Казама Дзиро. Мало кто из мужчин обладал такой крупной головой и широченными плечами. Во втором без труда узнали Хатиро. Сомневаться не приходилось: они обязательно найдут своего господина на этом южном острове. В этот раз все прислушались к мнению Хёсукэ. Как и во времена принца Ёсицунэ, который, по слухам, тоже оказался на западе, когда ему ничего не угрожало в Дэве с Хидэхиры, господин Сукэсигэ тоже нашел тихую гавань в Гиндзэ. Сёдзи уже не требовалось менять свою внешность. Гото Хёсукэ взял на себя роль самурая, пустившегося в дальнее путешествие по делам своего господина. Ему Сёдзи с облегчением передал золото, принадлежащее Норикиё. Разобравшись в его предназначении, Хёсукэ одобрил такое очищение. Дайхатиро стал выдавать себя за торговца туалетными принадлежностями, маслами, мылом, расческами, зеркалами. В таком составе они могли путешествовать вместе и обращаться к представителям всех сословий общества. Абсурдность такой компании служила усилению действенности маскировки.
Так они и переходили из провинции в провинцию, направляясь на запад. В конце лета составитель летописи обнаруживает их в лесах Ходокакэдзан на территории Хёды,[79] куда они попали после посещения оку-ин в храме Якуси. Темное небо закрывали густые тучи. Доносились звуки тяжелых раскатов грома. Время от времени непроглядную темноту рассекали вспышки молнии. Гото Хёсукэ терпеть не мог грозу. Он бы предпочел стену копий. Дайхатиро напрямую коснулась семейная неудача. Сёдзи совсем не хотелось мокнуть. Путники осмотрелись. Неподалеку они увидели шалаш вангури. Такие временные укрытия сооружали мужчины, отправлявшиеся в леса для рубки и вырезания дешевых деревянных мисок, использовавшихся при приготовлении еды. Когда дерево как сырье для их изготовления заканчивалось в одной части леса, мастера переселялись на новое место и снова строили здесь свои временные жилища. Шалаш выглядел ветхим, зато наши путники нашли сухое пристанище на время ливня. Гото Хёсукэ понравилось то, что внутри шалаша было темно. Он всегда старался найти укромный уголок, куда можно было пустить свет небес. «Наступил день, – пообещал он, – когда люди свергнут светило с неба и ночь станет днем». – «Кто бы возражал? – ответил Сёдзи. – Тогда нашего господина можно будет найти в два раза скорее». Со смехом он вызывающе взмахнул своим увенчанным железом сякудзё. Мелодично забренчали ее кольца. И тут же все рухнуло. Братья Гото повалились на пол шалаша внешне безжизненными бревнами. Даже здоровяк Сёдзи покачнулся и упал. При падении его рука коснулась чего-то мягкого, холодного и влажного на ощупь, да к тому же поросшего волосами. «Это – райдзю? – не поверил он своим глазам. – Ах ты, паршивая тварь! Несомненно, ему было легко заниматься своими играми среди сельских лесорубов. Прикосновение священного жезла для него было слишком. Увы! Неужели это убило благородного Хёсукэ и щедрого Дайхатиро?» В ярости он схватил попавшую под руку массу и вытащил ее на свет. Тварь обладала удлиненной мордой и поросячьими глазами.
Отталкивающе гладкую кожу покрывала редкая шерсть. На коротком хвосте волосы практически отсутствовали. Короткие ноги и длинные мощные когти придавали ему силы, чтобы цепляться за неровные края облаков или стволы деревьев. Тварь еще подавала признаки жизни и дурного нрава, поэтому Сёдзи погрузил свой меч ей в глотку. Потом склонился к своим спутникам. Гроза все еще бушевала снаружи, и редкие молнии освещали шалаш яркими мгновенными вспышками. Он попытался понять, погибли его попутчики или находились в тисках страха? Их лица не утратили своего здорового цвета. Сёдзи поднял с земли соломинку. Самым фамильярным образом он сунул ее в ноздрю го-каро. Хёсукэ тут же сел и громко чихнул. С осуждением он повернулся к Сёдзи. Тот поучительно произнес: «Самым действенным методом вернуть мертвого человека к жизни всегда считалось введение ему постороннего предмета в ноздрю. Соизвольте применить такое же средство к Дайхатиро. Неужели не согласитесь?» Он уселся на простертое по земле тело. Однако Гото помоложе избежал предложенной процедуры. Одна только мощная комплекция Сёдзи удержала его от выхода наружу через крышу. Дайхатиро вскочил. «Ах! Что за дурной сон! Ваш Дайхатиро оказался в аду, а ужасный Эмма-О уселся ему прямо на грудь. Какая тяжесть! Да, наш судья добра и зла на самом деле существо не просто предельно ужасное, но и тяжеленное. Кстати, Сёдзи-сан, зачем так цепляться за стропила? Разве вспышки молнии пугают такую грузную молодежь?» Он презрительно хмыкнул. Однако при следующей вспышке испуганно прикрылся руками. Сёдзи покатился по земле, грохоча от смеха над Дайхатиро. Хёсукэ веселился над обоими спутниками и тем самым примирял их друг с другом. Все трое с интересом склонились над трупом райдзю.
Ливень был слишком сильным, чтобы продолжаться долгое время. Снова, разгоняя грозовые тучи, засияло солнце. Во время спуска они остановились на выступе, с которого открывался вид окрестности. Глядя на линии неровных вершин, заросших лесом, долину далеко внизу с ее водными потоками, направляющимися к морю, где находились просторы далекой, но уже видимой бухты Хюга, тщательно ухоженные поля, крытые тростником крыши домов, разбросанных тут и там, их коричневую массу, обозначавшую деревню, многочисленные огни и тени, они никак не могли оторвать глаз от красоты открывшейся перед ними картины. Сёдзи указал на участок почвы на некотором расстоянии внизу, у горной речки. «Удобное место для остановки, чтобы перекусить (бэнто) или провести ночь, если до другого ночлега добраться не получится». Он возглавил шествие вниз через лес, но, как большинство подобного рода видений, оно удалялось по мере приближения к нему. Тут вдруг выросла скала, которую надо было обходить и делать большой крюк. А вот здесь протекал глубокий ручей, который предстояло преодолевать после подъема на пологий перевал, лежащий выше. Однако далеко за полдень они добрались до желанного участка земли. Водный поток перекрывал огромный валун. Ниже находилась прогалина, украшенная группами цветов. Вокруг высился лес. Местечко на самом деле казалось веселеньким. Не теряя времени, они разделись и искупались в находящемся рядом пруду, после этого растянулись на мягкой лужайке, невольно следя для проплывающими по небу облаками. Первым заговорил Хёсукэ: «Под предводительством нашего Сёдзи нам покорился такой успех, что даже захотелось побыть здесь подольше. Такими темпами нам удастся повторить судьбу Урасимы (человека другого мира, в литературе Европы для его обозначения принято имя Рипа ван Винкля). Было бы спокойнее разбить лагерь здесь под открытым небом, чем спускать с гор в темноте ночи». На такую двусмысленную похвалу Сёдзи ответил с ухмылкой: «На эти слова го-каро вдохновил возраст или храбрость? При этом он побаивается ночной росы, зато бросается в холодную воду пруда с риском утратить гибкость суставов и получить обострение ревматизма. – Он вздохнул. – Почему бы не обратиться с прошением к монастырским службам, чтобы попросить назначения сиделкой (о-русу) в каком-нибудь горном монастыре? Какая красота! Какая тишина!» Наш добрый витязь побрел к речке и наклонился, чтобы погрузиться в искрящиеся воды. От удивления он даже отшатнулся. Между его руками вода стала окрашиваться красным цветом. Сначала появились тонкие прожилки, а потом хлынула кроваво-красная жидкость. Сёдзи выскочил из воды и, прижавшись к большому камню, посмотрел наверх и вокруг. Небо перед глазами закачалось, или это камень зашатался за его спиной. Сёдзи отличала быстрая реакция при принятии решений. Одним прыжком он ухватился за свисающую ветку и моментально взобрался на вершину валуна. Перед глазами предстало странное видение. На противоположной стороне, прислонившись одной ногой к камню, стоял высокий парень ростом метра два с лишним, мощного телосложения. Его кожа под жарким солнцем Кюсю загорела до коричневого цвета. Волосы свисали длинными локонами молодости вниз по спине. В выражении его лица не было ничего отталкивающего. Оно выглядело предельно симпатичным длинным овалом с высоким лбом и поднятыми вверх бровями. Неподалеку лежали его охотничьи трофеи в виде нескольких кроликов и огромной раздутой обезьяны (одзару). В настоящий момент он крепко ухватил волка за челюсти и молча рвал его пасть. Охотничий нож все еще торчал из брюха зверя, а ногой молодой человек раздирал рану, из которой потоком лилась кровь.
Этот волк находился при последнем издыхании. Отбросив в сторону тело зверя, юноша выпрямился и поднял сверкающие пронзительно-черные глаза на удивленное лицо Сёдзи.
«Находясь на горе, – произнес он, – этот Таро увидел чужаков, разбивших лагерь у ручья внизу. Вы, милостивый государь, выбрали путь трудный и длинный. Вы новички в наших краях. Соизвольте нанять меня вашим проводником. На этой горе развелось во множестве волков и медведей. Разве не наш край когда-то называли Кумасо? Было бы лучше воспользоваться кровом моего скромного дома. А завтра можно снова отправиться в путь». Юноша произвел на Сёдзи самое благоприятное впечатление. Тем не менее осторожность тоже не была лишней. Молодой человек, разрывающий волков на части и сотрясающий валуны, притом комплекцией с дом, выглядел уж очень редким явлением. Размером он был со стражника Нио, того Нио, что поменьше у ворот деревенского монастыря. Ему требовалось посоветоваться со своими спутниками. Предупредив о своем намерении, он спустился с валуна, чтобы сделать сообщение. Юноша собрал свои охотничьи трофеи и приготовился составить компанию Сёдзи. «В этом деле, – сказал Хёсукэ, – просматривается кое-что подозрительное. Речь может идти о некоем демоне в человеческом обличье. Зато нас трое, а он один, к тому же холодная еда ослабляет организм. Ваш Хёсукэ уже соскучился по горячему мясу». При всеобщем согласии они приняли в свою компанию нового товарища. Дурные предчувствия их не оставляли, но все равно они пошли за юношей вниз по едва заметной тропе вдоль горного ручья через лес. Как только они двинулись в путь, среди деревьев послышалось слабое жужжание, выросшее в постоянное дон-дон-дон, а потом в гвалт. «Все это – цудзуми га таки, – сказал Таро, – то есть так называемый звук наподобие барабанного боя. На самом деле здесь очень красивый вид». Выйдя вперед и немного сойдя в сторону от тропы, он подвел их к берегу ручья. Внизу им открылась водяная горка из нескольких наклонных выступов. Полноводный поток ревел и прыгал на каменных насыпях. Его вид радовал своей энергией молодости, рвущейся на бешеной стремнине. Выскакивая из расположенного выше леса, он скрывался в зеленой галерее внизу, чтобы течь более спокойным потоком. Наши путники так и стояли, наслаждаясь дивным видом природы. К действительности их вернул голос юноши: «Это на самом деле очень красивый объект. Ваш Таро часами просиживал на его берегу. Однако, милостивые государи, нам предстоит долгий путь. К тому же этот водопад никуда не денется». Он повел их по протяженному пути в обход горного склона на противоположный конец небольшого отрога, вклинивающегося в долину. Здесь на просеке стояла небольшая бревенчатая хижина. На зов Таро вышла пожилая женщина. Хёсукэ с любопытством посмотрел на эту старушку. Она была высокой и стройной, но под тяжестью лет согнулась в пояснице. У нее было овальное лицо, густые брови и загнутые ресницы. Когда-то она отличалась стройностью сосенки (хияки но роба), а звали ее Сотоба Комати.[80] Внуку Таро достались по наследству черты этой в свое время непревзойденной красавицы.
Представление Онти Таро
Со сдержанной учтивостью и заметным удовольствием она пригласила их войти в дом. Принесли подогретую воду для мытья ног. Обстановка внутри дома и вокруг него выглядела простой, но ухоженной. Сад украшали цветы, достойные определенного уровня нищеты. Из середины ямабуки[81] торчала бамбуковая труба, по которой вода из родника поступала в бадью, лишняя вода из нее питала обложенный камнями икэ (прудик). Обамэ-сан (пожилая дама) проследила за их взглядом. Как будто в ответ на их любопытство с ее уст сорвались поэтические строки:
«Увы! Цветение розы закончилось. Лето уже совсем близко. Пожилые люди больше жалеют о наступлении зимы. А Обамэ теперь стукнет 18 лет в грядущем морозном сезоне. Прошу милостивых государей пройти внутрь нашего скромного жилища. Особых деликатесов и развлечений у нас не водится, но вы получите все лучшее, что мы можем себе позволить. Несомненно, вы прибыли из Мияко и не привыкли пока еще к обычаям нашего края? Извольте войти». Она говорила с каким-то небрежным и живым любопытством. Хёсукэ мрачно поклонился и мрачно прошел внутрь. Таро с пожилой дамой занялись обслуживанием своих гостей. Юноша поставил перед ними три грубые деревянные миски с трещинами и сколами по краям. Пригубив напиток, они закатили глаза от удовольствия. Сакэ пошло прекрасно, его вкус показался исключительно тонким и не совсем обычным. Потом он переместился к очагу, где занялся приготовлением какого-то угощения из мяса. Пожилая женщина суетилась на своей кухне. Таро вернулся совсем скоро. Он принес что-то тушеное, щедро уложенное горкой на деревянном подносе. «Берите и ешьте, милостивые государи. Прошу оценить мои скромные кулинарные способности. В наших краях особенно ценится именно такое мясо. Ваш Обамэ мог бы вас накормить просяной кашей, но, как охотник, ваш Таро знает, что мужчины предпочитают не очень строгую диету. Дорогая старая дева! Она судит о людях по себе. Но сосуд с сакэ опустел. Прошу прощения за временное отсутствие. Все получается как-то невежливо». Юноша скрылся.
При виде трапезы мирная бревенчатая лачуга перестала для них существовать. В памяти всплыл громадный юноша в крови, разрывающий дикого зверя на горе. Гости уставились на содержимое блюда. Сёдзи опасливо выловил одну кисть руки, потом вторую; осколок черепа с сочными кусками плоти, прилипшей к нему. Блюдо приготовили из новорожденного ребенка. С отвращением Гото отстранился от трапезы. Неужели эта крупная престарелая дева была всего лишь видением, принявшим ужасный вид, чтобы накормить приглашенных доверчивых путешественников? Другие мысли как-то не шли в голову. Сёдзи тщательно перебрал все блюдо. Голод усиливался. «С чего бы это Сёдзи должен бояться сверхъестественного угощения? Милостивые государи, все это выглядит как отступление перед нападающим демоном. Он предложил еду. Разве битву лучше затевать на пустой желудок? Если это – труп ребенка, если все это видения, почему тогда тело и демон существа бестелесные? Сёдзи собирается отведать этого блюда… Наруходо! Какое божественное угощение! Милостивые государи, присоединяйтесь к пиршеству Сёдзи! Ничего подобного я еще не едал». Наш славный воин на зависть всем громко чавкал и хрустел едой. Гото смотрели на него с завистью. Утонченный запах еды дразнил их ноздри. «Дзякодзо (Опрометчиво)! Этот парень – настоящий Дзясин. Он скоро разделается со всем угощением без нас. Почему бы не составить ему компанию? Он же переест, и ему станет плохо. И мы потеряем силу его рук. Нам надо делать то же самое – ради благоразумия и милосердия». Скоро челюсти всей троицы занялись пережевыванием пищи. Они едва взглянули вверх, когда пожилая женщина вошла в их комнату с пшенной кашей. Она в ужасе воздела руки. Затем мелодично рассмеялась. «Ох уж этот Обамэ! Он думает, будто все мужчины следуют путем Будды, а не только носят его одежду». Она многозначительно посмотрела на жреческую одежду Сёдзи, а также хламиды паломников его товарищей. «Остается только надеяться на то, что Таро сообщил название своего блюда. Он приготовил его из плода обезьяны, извлеченного из чрева убитой самки. В наших местах такое угощение ценится превыше всего остального». Самураи переглянулись с виноватым облегчением, когда Таро наконец-то вошел с сакэ, которое он ходил подогреть. «Мы, – продолжила свою речь пожилая дама, – очень обязаны этим тварям. Похоже, что вам понравилось наше сакэ». – «Его можно принять, – ответил Хёсукэ, – за Бинго Хомэи-шу из запасов ликера Тамоцу.[82] Хотя нет! Ваш напиток гораздо лучше». – «Способ его изготовления, – возразила она, – гораздо проще. Утолив голод, эти коварные твари научились замачивать персики и хурму в заполненных водой полостях скал. Здесь начинается брожение соков и получается сладкий хмельной напиток для них. По их примеру селяне в бадьи с сакэ во время варки добавляют мятые фрукты. Отсюда берется необычный и приятный вкус этого изделия, отличающий наш край. Этот тонизирующий напиток помогает при многих недугах, и его можно употреблять людям даже в преклонном возрасте». – «Намассяй (извольте выпить)». Таро все подливал и подливал своим гостям.
Сославшись на дела, старушка оставила Таро развлекать честную компанию. Когда он тоже вышел, чтобы принести еще кое-что ценное для ознакомления, Хёсукэ обратился к своим попутчикам: «Здесь что-то понятно, что-то загадочно. Безусловно, милостивые государи, вы заметили особенность наречия, на котором общаются этот юноша и пожилая дама. Они говорят на чистом мияко, радикально отличающемся от грубой речи местных селян. Требуется повышенная осторожность, чтобы нам самим не раскрыться». Тут вернулся Таро. Он принес два ящика с доспехами. Открыв его, он выложил доспехи перед гостями. Их передавали друг другу с должным уважением. Детали сшили вместе с помощью светло-зеленой нити. Нагрудник кирасы украшал кикусуи в виде хризантемы, плавающей в воде, и гребень Нанко. Так звали принцессу, поддерживавшую Южную династию на своем протяжении ее невзгод. Хёсукэ передал своим товарищам прилагавшийся свиток. На нем можно было прочитать:
Особая надпись (какихан) прикреплялась печатью к первому имени – «Кусуноки Масасигэ». Вошла пожилая женщина и встала за спиной Таро. С большим интересом и некоторым страхом она рассматривала доспехи, рыцарей и своего внука. Братья Гото с Сёдзи за их спинами почтительно выполнили ритуал приветствия. «Милостивая государыня, доспехи, принесенные Таро-доно, служат подтверждением нашего первого впечатления, когда нам показалось, что благосклонная судьба привела нас в этот не совсем обычный дом». Сёдзи подавил улыбку, появившуюся было из-за уклончивости речи го каро. «Прошу, – продолжил Хёсукэ, – принять извинения за нашу неучтивость и предложить любые услуги, доступные нам». Дама ответила с естественным достоинством своего положения и осмотрительностью женщины, пережившей беспокойные времена. «Чтобы вести разговор дальше, надо бы выяснить, с кем приходится иметь дело. Этот беспечный мальчик показал то, что следовало до поры до времени скрывать. Приходится признать тот факт, что стоящая перед вами неприкаянная женщина приходится женой Онти Сакону Мицумото. А этот Таро Нагатару – мой внук. Мицукадзу убили в Минатогавэ вместе с принцем (Масасигэ); сын и внук разделили судьбу своего дома. Поэтому после поражения Ёсихиро многие годы воевали против принца Масакацу в горах Ямато. Здесь умер мой сын и последняя опора, которой служил отец этого мальчика. Надежные люди доставили его на Кюсю, где жил некто Сугимото Хёэ, служивший господам Кусуноки и многим обязанный его каро. Опасаясь жены этого человека, мы ничего не просили. Теперь Таро вырос, стал мужчиной, и пусть Сугимото умер, пожилая госпожа пользуется поддержкой Небес». Она замолчала. Вслед за ней Хёсукэ поведал ей о своей судьбе, о размолвке с канрё Камакуры, катастрофической битве при Яхаги, поисках их господина.
Какое-то время дама ничего не говорила. «В сжатом виде прошу рассказать мне об отношениях между Камакурой и Мияко, о которых мне ничего не известно. Мы оказались в глухом месте, и здесь мало что слышно о внешних событиях; а в те немногие доходящие сюда слухи веры мало». Хёсукэ поведал ей о положении дня на текущий момент. «Рука Небес, – сказала она, – привела вас сюда. Мне бы хотелось кое о чем попросить». Хёсукэ тут же пообещал: «Мы сделаем все, что в наших силах». – «Тогда прошу вас взять с собой на поиски вашего господина моего Таро. Жить так, как мы живем сейчас, для мужчины его положения – значит влачить существование демона – бесполезное и беспросветное. Нынче наступило время для него, чтобы надеть доспехи и применить меч. Тем самым он поможет восстановлению дома Онти во всех его заявленных правах и привилегиях. Прошу дорогих господ услышать и выполнить мою просьбу». Со стороны рото Огури никаких возражений не последовало. Они поклонились в знак высокой оценки чести связать свою судьбу с наследником каро из Нанко, а также разделить с ним свои труды по поиску господина и связанные с ними приключения. Дому Онти предназначалось точно такое же процветание, как и для домов Огури и Сатакэ. Их сюзерен одобрил бы такое решение. Возразил только сам Таро. Сначала он согласился на том условии, чтобы Обамэ пошел тоже. Ему стукнуло «всего лишь 18 лет, а вел он себя как испорченный внучонок». Пожилая дама рассмеялась: «Нет! Таро, у его бабки отсутствуют ноги. Будьте уверены в том, что никакая хворь ее не коснется. Возвращайтесь с победой, к радости Обамэ, или воскурите ладан перед ее могилой». Последняя фраза стала для Таро решающей. Его крики зазвучали еще громче. «Таро-доно, – сказал Хёсукэ, – всегда будет для нас желанным попутчиком. После восстановления дома Огури наш господин должен увидеть, что Тародоно вступает в мир под надежным присмотром. Дому Онти предстоит процветание. Прошу вас не тревожиться». А дама сделала внушение своему внуку за бурное проявление его печали: «Таро-доно, наши почтенные гости спутали рев водопада с твоим плачем. Вид у него прекрасный. Отведи их посмотреть вид водопада, его пороги. Обамэ еще нужно написать указания по их путешествию до морского порта. Возвращаться будет уже поздно. Соизвольте не тревожить задремавшую старушку».
С тем она проводила их. На выходе они надели такэ-гэта, представлявшие собой деревянные башмаки, изготовленные из расколотого гигантского бамбука с вставленными ремешками. Затем Таро проводил их к краю выступающей вперед горы. Мерцающая в лунном свете вода напротив бурлила и сияла наподобие широкого потока жидкого серебра. Они надолго остановились полюбоваться этой красотой, пока не скрылся наш перемещающийся спутник и сцена не погрузилась во тьму. Их возвращение дом встретил мраком. Следуя указаниям пожилой дамы, они легли отдыхать: самураи – в комнате для гостей, Таро – у очага. Первым пробудился Хёсукэ. Через все еще закрытый амадо щедро лился дневной свет. Для сельского дома это показалось ему странным. Вскочив с постели, он поднял своих спутников и Таро. После событий прошедшей ночи он чувствовал себя неуютно. Торопливо они вошли в комнату, где Обамэ осталась на ночь, чтобы написать документ и поспать. Перед их глазами открылась жестокая картина. Ее ноги аккуратно облегали обмотки, одежда находилась в полном порядке, она воткнула кинжал себе в горло и умерла. Около руки лежало письмо:
«Старость пришла к жене Онти Саконы Дзиро Мицумото. Теперь она своим существованием стала помехой для дома Онти. Привязанность Таро не дает ему покинуть свою бабушку. Сыновья обязанность превращается в непреодолимую связь. Следовательно, Харуко умирает, но ради славы дома Онти».
ebooksa