Тэрутэ им ответила так: «Мы ищем целительной помощи в Кумано-Гонгэне. В коляске находится мой муж. Он страдает от болезни гакиями, и только в Гонгэне его могут вылечить. Услышьте нашу просьбу: соизвольте не задерживать больного человека». Стоя рядом с тележкой, мужчины прочитали надпись на ее перекладине. «А! Так это достойное похвалы деяние! Какая преданная жена, она с таким трудом тащит больного мужа по горной дороге! Читайте в трудах Тародзаэмона, Таробэ, Кёдзаэмона; тот, кто потянет раз, проявит сыновью преданность, три раза – заслужит место на лотосе. Так сказано в труде Таробэ! В работе Кёдзаэмона! Тем самым выполняется завет и открывается вход в рай Амида». Сменив Тэрутэ и взявшись за веревку, многие земледельцы оказали ее помощь в осуществлении ее предприятия. Продвижение было неровным. Выпадали дни, когда Тэрутэ проходила даже меньше 1 ри (4 километра) своего пути. В другие же дни она покрывала по несколько ри, приближаясь к своей цели гораздо быстрее. Ей никогда не составляло труда с места своей очередной остановки на отдых посмотреть на начало пути, пройденного за день. На заходе солнца она добралась до Аохаки в провинции Мино. Первое крупное препятствие – горы Накасэндо остались позади, однако большая тревога возникла в душе Тэрутэ, когда она приблизилась к месту назначения. Идти ночью дальше казалось делом опасным. Возникло бы лишнее любопытство и внимание со стороны якунинов. А идти дальше днем при сопровождающей ее огласке и проявлениях милосердия она опасалась из боязни быть опознанной. К счастью, никого она не встретила. В нищенском тряпье, в большой соломенной шляпе, с лицом покрытым дорожной пылью, Тэрутэ было так же трудно узнать, как и самого Сукэсигэ. Состояние ее мужа внушало большие опасения. Слепой, не восприимчивый ни к каким звукам, глухой ко всем речам, с атрофировавшейся в одних местах и отваливающейся в других местах плотью, он не вызывал желания посмотреть на себя с близкого расстояния; да и все равно узнать его было невозможно даже глядя в упор.
В наступающей темноте постоялый двор Мантё сиял светом огней. Самого Мантё нигде видно не было. Этот знаменитый гражданин города внутри своего дома грустно переживал потерю любимого ребенка. Неужели это стало первым актом возмездия за жестокое обращение с благородной дамой? Эх! Почему он не приказал убить ее до того, как это дело раскрылось? Ночью он вскакивал в ужасе, ему почудились звуки ломающегося дерева, вопли людей в смертельной агонии, дым пожара, победные крики яростных рото Огури, ищущих Мантё для воздаяния ему заслуженной кары. Его судьба зависла в незавидном положении между собственными страхами и суровой неизвестностью, к которой его приговорил О’Наги, обвинив во всех бедах, как случившихся, так и грядущих. О его женщинах и говорить нечего. С Манкэи и слугами-мужчинами они сгрудились перед домом, чтобы поглазеть на продвижение гакиями курума. Местный книжник выразился на их счет. Обворовывание своих начальников они возместили тем, что протащили куруму через свою часть города. «Кандзиро, – сказал один из них, – получал свои деньги за счет своего коварства, он грабил путников. Его голова теперь украшает эшафотную площадь. Тем самым свершилась кара за мою роль в проступке. Мне теперь не грозит букка». «Тёэмон-сан, – сказал второй человек, – убил своего отца, чтобы завладеть его хозяйством и расплатиться по долгам с Мантё. Его голова лежит у меня на коленях. Тем самым я отвел от себя злую волю покойника». Такими вот речами они обменялись. Тэрутэ передернуло от омерзения. Такая помощь скорее мешает, чем помогает ей в пути.
Так появлялись дурные предчувствия, вызывавшие упадок духа. И их становилось все больше по мере того, как физическое напряжение и крайняя нужда сказывались на ее состоянии. Не раз глубокие пропасти вдоль дороги предлагали простое завершение дела, освобождение от нынешних страданий. Теперь соблазном манили глубокие светлые воды Бива-ко, а также стремительной реки, вытекавшей из этого озера. Тэрутэ решительно отбросила такие мысли. Ведь со смертью все не заканчивалось. Она давала ей всего лишь избавление от своего мужа, в беспамятстве блуждавшего по вечности. Таким путем оба супруга не могли попасть в рай Амида. Мысль об одиночестве во времени пересиливала ее. К тому же она все еще обладала достаточной силой; однако все-таки со вздохом отвернулась от стремительных вод Сэтагавы и продолжила путь. Так для нее проходили недели и месяцы. Лето сменило весну, а осень пришла на смену лета. Приближался конец одиннадцатого месяца (нынешний декабрь и начало января). Измотанная до состояния тени, практически утратившая надежду на выполнение своего разрастающегося задания, в сумерках Тэрутэ втянула свою тележку в город Осака. Снова начался снег, уже покрывший землю. В те времена Осака весьма отличалась от огромного и суетливого базара времен Иэясу. Известность к нему пришла благодаря его монастырям, прежде всего великому Тэннодзи. Он входил в комплекс священного побережья Идзуми и Сэцу. Деревня и ее обитатели относились к монастырю Тэннодзи, к нему же относились важные сторожевые посты на подступах к реке со стороны Юдогавы по пути к Киото. Тэрутэ двигалась вдоль Тэрамати, с трудом таща за собой свою тележку с мужем. Бесконечные холодно-белые стены монастырей казались такими же бесчувственными, как падающие хлопья снега, который стопорил колеса ее неуклюжего транспортного средства. В этой монастырской части деревни совершенно отсутствовали жилые дома. Чтобы составить мнение о такого рода месте, в то время надо было обращаться в Коясан, которых там находилось два или три, и в самый совершенный из сохранившихся старых средневековых монастырских городов Японии. Здесь посередине выделена площадка для небольшого скопления лавок, предназначенных для торговли предметами первой необходимости для паломников и священными сувенирами. Со всех сторон на огромное расстояние протянулись сотни монастырей за стенами с их тысячами монахов, живущих на великие подношения былой щедрости и уважения; они жили, учили, упорно проповедовали при всех появлениях на людях в соответствии со светом, доступным им.
У великих ворот Аннэйдзи Тэрутэ остановилась, так как не могла идти дальше. Подтянув куруму в прибежище ворот, она попыталась согреть замерзшие пальцы, собраться с мыслями, затуманенными голодом и усталостью. Тэрутэ уже начала получать удовольствие от сна в состоянии оцепенения на холоде во время такой вот непогоды. Она подошла и присела на колени в снег рядом со своей дорогой поклажей. Голова кружилась, мысли путались. Она спрятала лицо в рубище Сукэсигэ. Через какое-то время звуки буйства заставили ее подняться. По дороге шла ватага смеющихся и кричащих нищих; этот сброд сошелся из разных уголков этой деятельной западной японской провинции. Жил он за счет своей смекалки, а также за счет того, что можно было запугиванием отобрать у земледельцев на их устоявшемся пути. Они обсуждали одного из своих вожаков, которому подчинялись с искренней преданностью, такому позавидовал бы даже сёгун со своими самыми подобострастными вассалами. «Сегодня вожак похоронил свою жену. Жить ему в лесу Когараси теперь будет одиноко. Понятно, что он пребывает в дурном настроении». На его слова откликнулся второй нищий: «Для своих лет Коя-сан все еще крепыш. Скоро он подыщет себе новую жену, в этом нечего сомневаться. И она попадет в добрые руки. Он же с Кюсю и, как говорят, в прежние дни служил самураем. Быть может, он допустил какой-то серьезный проступок, и теперь ему приходится скрываться под личиной нищего». – «Замолчи! Возможно, он ждет удобного случая для мести. Опасное дело обсуждать мотивы вожака. У этих стен тоже могут быть уши». В разговор вступил четвертый собеседник: «Что же касается женщины, то, похоже, она уже нашлась сама. Взгляните, какая красавица! Она уже в рубище нищенки; о ней некому позаботиться, и она подпадает под действие нашего закона. Вожак одобрил бы наше решение». – «Однако, – промолвил первый нищий, – кто это лежит в ее тележке?» Они подошли, чтобы посмотреть как покупатели на товар. «Нэсан, кто этот мужчина? Или, скорее, что это за предмет? На вид он изготовлен из подслащенной бобовой халвы. Это что, просто человек, муж или брат? – Услышав ответ Тэрутэ, он продолжил: – Как жаль! Вы запаслись охранными свидетельствами от главного попрошайки? Но даже нищие способны на сострадание. В лесу Когараси вас ждет гудящий огонь и подходящее пристанище. Там за доброй пирушкой вас согреют и помогут вернуться к жизни. Мы обязательно вам посодействуем. – Он подмигнул своим попутчикам. – Какая чудесная девушка! Ее никак нельзя оставлять с этим тухлым босяком… Пошли с нами, нэсан! К счастью, наш главарь остался бобылем. Ты появишься перед ним как раз в подходящий момент. Твой паренек уже наполовину помер. На холоде он совсем загнется».
Бродяги набросились на супругов, и куруму с ее пассажиром они опрокинули в глубокий снег. Крепкие руки подхватили взывающую о помощи Тэрутэ и потащили по дороге. На ее крики ответили только холодные монастырские стены. Пока ее волокли в лес, послышался звон колокольчика. У них на пути возникла фигура пожилого жреца. На нем было серое кимоно с толстой поддевкой для ношения зимой, он, звоня в свой колокольчик, повторял магические заклинания. «Наму Амида Буцу! Наму Амида Буцу!» Он умышленно встал на их пути. Их вожак злобно прокричал: «Что этот старый Каннэнбуцу-бодзу (проводящий жизнь в молитвах жрец) хочет сказать, преградив нам путь?! Прочь с дороги, седая борода! Женщины тебя не касаются. Занимайся своими заклинаниями. Радуйся, что тебе позволяют жить, и не помышляй о глупом, бессмысленном вмешательстве в чужие дела». Жрец нахмурился. «Мерзавцы! – выговорил он. – Смысл жизни обитателя храма Сайнэн в том и заключается, чтобы помогать несчастным людям. Вы где-то похитили эту женщину, чтобы с ней поразвлечься. Оставьте ваш нечестивый замысел. Отпустите женщину на волю». Однако эти канальи только подняли его на смех. Они даже попытались спровадить его прочь своими палками. Однако наш жрец проявил редкую силу и живость. В скором времени им пришлось забыть о пленнице и проявить заботу о собственной защите. В рукопашном бою бродяги тоже повели себя как дети, а жрец выступил в роли их наставника. Он охаживал их тела своим тяжелым посохом, как будто взбивал моти (рисовый клейстер). Они закричали, прося пощады. Не выдержав натиска старца, свора в ужасе позорно бежала прочь. «Айя! Айя! Моси! Моси (Я говорю)! Никогда раньше я не встречал такого жреца!» В беспорядке они разбежались на все восемь сторон света.
Тэрутэ знакомится с нищими из Осаки
Спаситель Тэрутэ подошел к ней. Она плакала, прислонившись к ближайшему дереву. «Нэсан, – сказал он, – тебе больше нечего бояться. Что же с тобою случилось, что в такой час ты оказалась без крова, когда буря не на шутку разыгралась?» Тэрутэ рассказала жрецу о цели своего путешествия, о больном муже, сброшенном бродягами в снег у монастырских ворот. «Надо поторапливаться, – принял решение жрец. – Холод крепчает. Возникает опасность замерзнуть… Эх! Ничего не бойся, нэсан. С мужчиной, которого ты называешь мужем, ничего страшного не случилось. Что за превратности судьбы! Какое несчастье! Однако укрытие надо отыскать». Постучав в ворота, он попросил пристанища в Аннэйдзи. Последующее его сообщение вызвало негодование у жрецов этого монастыря. «Эти парни из леса Когараси совсем распоясались. Если сам матибугё сидит сложа руки, действовать придется обитателям нашего монастыря, хотя этот лес находится за пределами нашего округа. Паломники боятся и не решаются идти к нам. Мы не добираем денег. Позаботьтесь о том, чтобы при первых слухах о беспорядках помощь поступала неукоснительно». Тут же выпустили распоряжение уровня сёке.[70] Многие выразили Тэрутэ сочувствие. Юноминэ Токодзи получил многочисленные поздравления с тем, что достойно повел себя в благородном деле. Неужели священные воды снова проявят свои чудодейственные свойства? Тэрутэ и Сукэсигэ пропустили в ворота. Им показали пристанище, где женщина и ее муж могли переждать непогоду, из монастыря принесли трапезу и постельное белье. Ухаживать за больным взялся жрец Сайнэн. Пока он готовил рисовую кашу, наш старик развлекал всех беседой. «Не грусти, нэсан. Целебные воды с Божьего соизволения определенно помогут избавиться даже от гобё. Ужасное заболевание! Говорят, оно бывает наказанием за прегрешения, допущенные во время воплощения, о котором страждущий не может помнить. Но велика сила воздействия Будды. Непорочность и вера находят вознаграждение у богов. А откуда вы пришли сюда? По произношению вроде бы с севера. Вы говорите немного в нос, ваша честь. Этот Сайнэн тоже выходец из Канто, однако за последние годы он обошел многие уголки страны». – «Я из Оты, что на территории провинции Хитати, – ответила Тэрутэ, – мой муж из окрестностей Юки. Мы глубоко признательны вам за вашу доброту. Такая нежданная помощь заслуживает откровенного ответа. Только мы люди нищие». Жрец пристально посмотрел на нее. Его глаза загорелись, но потом потускнели. Он никак не мог преодолеть сомнения. Наконец со вздохом он произнес: «Да, Сайнэн много походил в этих местах, но все поиски оказались безнадежными. В качестве нищих вы видели много провинций. Молю вас ответить мне честно. Сначала ваш Сайнэн понадеялся, что его миссия подошла к концу. В лице и фигуре просматривается кое-что до странности знакомое. Я тоже из Оты, что в Хитати. Несколько лет назад моего господина Сатакэ Ацумицу предательски убил его брат Ёкояма Таро. Об этом все узнали позже от некоего Досукэ, служившего рото, ставшего свидетелем этого события, но проявившего трусость и отказавшего в помощи своему господину. Когда жену и дочь везли в Хитати, ее светлость погибла от рук разбойников. Тэрутэ-химэ увели в неизвестном направлении. С тех пор ваш Сайнэн бродит из провинции в провинцию в ожидании момента для мести и в поисках своей девы. На пути из Оты вы должны были услышать рассказы обо всех этих событиях, ведь в народе ходят о них всевозможные слухи. Не так давно Сайнэн останавливался в Муцуура-Рёсимати одновременно с Мито-но Косукэ. Там узнали последние известия о ее светлости. Только вот злая судьба унесла ее куда-то, где не удается ее найти. Таким образом, ваш жрец снова отправился в путь. Какого ответа тут можно ждать? Вашего Сайнэна зовут Макабэ Гэндзаэмон, в молодые годы он служил каро при доме Сатакэ».
Каннэнбуцу-бодзу выручает Тэрутэ
Тэрутэ горько плакала. Жрец легонько коснулся ее руки, будто ждал ответа. «Что тут скажешь, сидя в этом рубище? – начала она свою речь. – Нищую женщину перед вами зовут Тэрутэ, она приходится дочерью даймё города Ота провинции Хитати по имени Сатакэ Ацумицу. То, что увидел Гэндзаэмон, соответствует действительности. Смотрите!» Она вытащила из-за пазухи мешочек с талисманом, свитки дома Сатакэ и вложила их в руку Гэндзаэмона. Пожилой мужчина поднялся. Отойдя к дальней стене, он закрыл лицо ладонями. Грусть и радость смешались в его голосе: «Ах! Я встретил ее светлость при таких обстоятельствах. Небеса проявили свою бескрайнюю доброту к вашему Гэндзаэмону, послав его ей на подмогу. А потом на помощь милостивому государю?» Он не решился закончить фразу. «Да, – спокойно произнесла Тэрутэ, – это – Огури-доно». – «Но ведь он еще живой! – воскликнул Гэндзаэмон. – Гэндзаэмон считает своим долгом доставку его к целебному источнику Юноминэ. И там он обязательно полностью поправится. Его светлость собственной рукой покарает виновных за их злодеяния против Сатакэ и Огури; доброе имя этих двух домов мы восстановим». С торжественным видом пожилой человек выпрямился в полный рост, глаза его сверкали с воодушевлением. Потом, как будто смутившись нахлынувших на него чувств, он заявил о своем почтении к даме и попросил прощения. Тэрутэ сквозь слезы улыбнулась, а старый жрец поднес край ее рубища к своим губам.
В этом проявлялось естественное участие в судьбе господ. Сайнэн носил наследника дома в Ацумицу в былые годы еще ребенком на руках. Положив голову ему на колено, Тэрутэ рассказала душераздирающую повесть о своих страданиях на протяжении последних лет. Жрец рукой и голосом бережно успокаивал женщину, как в молодые годы успокаивал ее совсем ребенком; только временами выражение его лица становилось жестоким; причем чем нежнее звучал его голос, тем жестче смотрели глаза. Сайнэн мысленно помечал имена, причины предстоящей мести. Потом между госпожой и рото состоялся откровенный обмен мнениями. Гэндзаэмон настоятельно рекомендовал остановиться на ставший уже необходимым отдых, не слишком продолжительный, так как нужный сезон приближался и родник в горах зимой представлял даже большую угрозу, чем снежные бури. Большую часть расстояния можно было бы преодолеть морем. Тэрутэ молчанием выражала свое согласие с собеседником. Итак, на целый оборот (семь дней) им предоставили приют в Аннэй дзи. Снова отправляясь в путь, они взяли курс на юг через равнину в сторону гор; предусматривался морской путь в случае, если удастся раздобыть судно. Такой вот они составили план. Под руководством Гэндзаэмона Тэрутэ вновь обрела силы. Увы! Злая судьба их не оставляла. На равнине Симода в Идзуми их снова застала снежная буря. До жилья было еще далеко, а снег сыпал так густо, что движущийся предмет невозможно было разглядеть. Даже Гэндзаэмон не знал, куда они забрели. Они боялись, что ходят кругами. В таких условиях за несколько часов путники прошли совсем немного. Они шли только ради того, чтобы не замерзнуть, в постоянном страхе за больного человека. Ближе к сумеркам снегопад прекратился и небо немного прояснилось. Гэндзаэмон издал ликующий крик: «Ах! Вон там видно дым! Ваша светлость, Коясу подает нам сигнал, куда идти навстречу ему. Идти нам еще долго, но если очень постараться, то до наступления темноты можно достичь нужного места». Он энергично потянул тележку. Тэрутэ помогала ему, насколько хватало сил. Неожиданно Гэндзаэмон резко вскрикнул. Пожилой человек стал хромать, а потом и вовсе сел в снег. К нему бросилась встревоженная Тэрутэ. Жрец попытался ее успокоить: «Нет! Ничего страшного. Причиной всему старость Гэндзаэмона. В спешке я ударился ногой о корень, незаметный под снегом. В результате сорвал ноготь и распорол ступню. В молодые годы Гэндзаэмона не пугала рваная или ушибленная рана. А теперь, в 70 лет от роду, пользы от меня совсем мало. Дальше я идти не могу. Но оставаться здесь означает обречь на смерть его светлость. Соизвольте собрать все силы. Первый дом на пути будет заезжий двор хозяина Такасагоя. Народ там добрый. Они окажут всяческую помощь тому, кто попросит ее от имени Сайнэна».
Иного выхода не было. Перехватив веревку, Тэрутэ направилась в сторону неблизкой деревни. Сначала на каждой остановке дева звала: «Гэндзаэмон!» Вассал отвечал: «Химэгими! Не сомневайтесь, просите помощи для его свет лости!» В скором времени ответ едва доносился до Тэрутэ, разобрать можно было только «химэгими». К пристанищу в виде постоялого двора Такасагоя она добралась глубокой ночью. Хозяин с женой сидели перед жаровней и пили подогретую добуроку,[71] то есть попросту наслаждались уютом дома в сильный снегопад. С удивлением они прислушались к призыву о помощи. Пожилой человек вскрикнул от удивления при виде красивой женщины в рубище нищенки. Но хозяева постоялого двора отличались добросердечием. Собственноручно одзисан вкатил тележку под навес и перетащил Сукэсигэ к огню. Тэрутэ стерпела его не совсем уместные шуточки. Осмотрев с любопытством ее поклажу, он спросил: «Что это у тебя, нэсан? Осмелюсь предположить: он выглядит как морской котик, его лицо такое же стянутое и черное, как морда пса». Пожилая женщина сделала ему строгий выговор: «Язык у нашего одзисана как помело. Прошу вас его простить. Он просто шутит. Всем известна доброта его сердца». А одзисан демонстрировал полное раскаяние. Подогрев сакэ, он занялся уходом за больным человеком. Потом обратился к Тэрутэ с просьбой рассказать о себе. При имени Сайнэна он очень удивился: «Он опять решил посетить наши места? Лет десять назад его имя в Коясу было у всех на слуху. Война Ёсихиро свежа в памяти народа, и местность до сих пор остается безлюдной. Под командованием Сайнэна молодые мужчины избавили наш округ от многих разбойников. Никто не осмеливался вступить в схватку с Каннэнбуцу. Он на самом деле представлялся Буддой, снизошедшим до грешных людей. Но как Сайнэн оказался в такой странной компании?» Вряд ли он присматривался к Тэрутэ и беспомощному больному мужчине, посчитав их простыми нищими, которых сторонятся даже жрецы. «Он пребывал с нами, – произнесла Тэрутэ, – в качестве слуги». Старик посмотрел на нее с ужасом и потихоньку удалился. «Сайнэн, – подумал он, – в былые времена служил самураем. Если он был у нее слугой, тогда она – жена какого-то высокопоставленного даймё. А кто же тогда этот мужчина? Что за люди попросили пристанища в Такасагое?» Ему следовало вести себя крайне осмотрительно; не стоило вмешиваться в такие серьезные дела, однако избавиться от таких гостей надо было как можно скорее.
Резкий порыв ветра и шум вернувшейся бури потряс амадо. Одзисан вскочил. «Что это старый глупец снова задумал! Так Сайнэн Сама дает понять о своем появлении здесь. Наши горы кишат волками. Беспомощного старика они съедят. Надо созывать людей ему на помощь». По пути к двери он дунул в свою бамбуковую трубу. Через некоторое время можно было видеть фонари в руках молодых жителей деревни, торопящихся в сторону Такасагои. «Сайнэн в звании Каннэнбуцу-бодзу, – сказал Одзисан, – снова появился в нашем крае. Эти люди, заблудившиеся на болоте, принесли весточку от него. Требуется незамедлительно идти его спасать. Мы все в долгу перед нашим Каннэнбуцу». С факелами и во главе с Тэрутэ они отправились в путь. Метущая поземка практически сровняла следы от курумы, но она узнала дерево, стоящее рядом с несчастливым местом. Поспешив к нему, все увидели грустную картину. Сайнэн лежал согнувшись пополам, был он уже холодным и окоченевшим. Именно так все выглядело. Ждать было нельзя. Молодые мужчины по очереди, перекладывая друг другу на спину, в большой спешке понесли тело жреца назад в Такасагою. Однако помощь пришла слишком поздно. Все попытки оживить его ничего не дали. Потом в деревне состоялись общественные похороны, и у каждого была возможность выразить свою признательность Кантаро. Ему было всего лишь 28 лет от роду. В доме он жил со своим стареньким отцом, стоявшим одной ногой в могиле. Одежда, головные украшения, продовольствие без ограничений – все это принесли в качестве подношений прекрасной нищенке, чтобы отдать должное бесформенному телу, которое она называла своим мужем. Некто Тёсокабэ по этому поводу высказался так: «Прекратите все эти неуместные и никому не нужные почитания, Кантаро-сан. Не стоит навлекать на нашу деревню гнев Каннэнбуцу-бодзу или его духа. Эти люди находятся под его опекой». Тёсокабэ в этих местах считался человеком уважаемым. Ему даже позволялось делать выговор богатому и прижимистому Кантаро. На него же сыпались все шишки. Сконфуженный, он нашел для себя самый темный угол.
Во время нэмбуцу (молебен) говорили, что на могиле правоверного Макабэ Гэндзаэмона Тэрутэ собственноручно посадила сосну. Зачем заводить спор по поводу того, каким путем удалось доставить гакиями-курума до храмов Гонгэна? Если вода, напитавшая землю своими обширными потоками у входа в бухту Овари, если крутые и опасные горы Исэ и Ига, если известные пути средневековой Японии через Ямато или вдоль западного побережья не послужили ответом на данный вопрос, тогда обратимся к местному летописцу, который поведал нам следующее: «Разве по традиционным вехам нельзя разобраться с направлением пути? Тэрутэ Мацу (сосна Тэрутэ) до сих пор стоит на своем месте в Коясу. К чему весь ваш скепсис? На протяжении десяти дней она отдыхала в Такасагое, чета хозяев постоялого двора окружила ее нежной и доброй заботой. Эти пожилые люди с поклоном служили ей и с глубоком поклоном проводили. Потом Одзисан снова взял на себя роль тэйсю, сам возглавил молодых людей, которые на руках доставили гакиями курума до границы своего округа. Все это делалось во имя полновластного Адзяри из Кэнтёдзи, тем не менее многие любознательные жители с любопытством рассматривали посаженное дерево, а многие брались за ним ухаживать. Прощаясь с добропорядочными селянами, Тэрутэ не смогла сдержать слез. В путь ее снабдили провизией, сколько она могла увезти на своей тележке с мужем. Перед ней простирались грозные горы, которые предстояло пройти, так как со смертью Гэндзаэмона все мысли о морском плавании, то есть поручении своей судьбы и судьбы больного мужа ненадежным местным морякам, считавшимся ненамного лучше пиратов, пришлось оставить. Кроме того, разве не куруму избрали богословы для путешествия? Можно ли ее просто так бросить? Одзисан настоятельно советовал идти через горы, а не по прибрежной дороге. Путь через горы выбирали многие жрецы и придворные вельможи. Жители гор относились к путникам с большим гостеприимством. Жители прибрежных районов отличались жестоким и злобным нравом. «Прошу вас следовать по пути между горными кряжами Коясан и Ёсино. Путь пролегает через Ямато вниз к водам Тоцугавы, то есть тем самым выбирается путь надежнее, хотя и труднее».
Как же хрупкая женщина пережила все ужасы пути через эти горы? Как она вообще до них добралась? Да еще с такой неподъемной поклажей на тележке! Слова бедного земледельца, сказанные им, когда они проходили мимо, звучали в ушах Тэрутэ. «Нищета ничуть не лучше четырехсот четырех болезней (столько их известно), однако она гораздо лучше, чем гакиями». Первый месяц 33 года периода Дэи (8 февраля – 10 марта 1426 года) подошел к концу. В провинции Кии, где погода была теплее, снега лютой Ямато сменились набухшими почками окружающего леса. Река весело и легко текла среди щедро поросших лесом холмов, улыбаясь потоку весеннего солнечного света и отбрасывая его отражение в разные стороны;
Такое название дали ей местные жители – Мирная река; однако этот водный поток мог выглядеть весьма грозным в гневе, сметая прочь плоды трудов человеческих пчел, не щадя в озлоблении даже дома самих богов, ведь их строили из соломы. Таков нрав Тоцугавы. У места слияния с Танигавой через поток перебросили мост, благо здесь было узкое место, где совсем близко сходились горы.[72] Тэрутэ подходила к мосту без особых сомнений. Увы! У здешних мужчин сердца были такими же крепкими, как утесы этих ущелий. Она со своей поклажей смогла пересечь тёмоку. Эти земледельцы делили доходы от данного моста с богами. Наличные деньги никто не отнимал. Только вот видели, как слишком многие бродяги тащили с алтарей, посвященных богам, деньги благочестивых земледельцев, грабили тех, кто беззаботно засыпал на обочине дороги. Таким образом, невысокая женщина присела на корточки рядом с входом на мост в ожидании подходящего момента для перехода на противоположную сторону реки. Прошло несколько дней. Время от времени ей перепадала кое-какая еда. Однако наличных денег никто подавать не собирался. Паломники слишком хорошо знали попрошаек и всячески мешали им в их промысле. На подходе к храмам все их мысли занимала божественная помощь, и они не обращали внимания на письменные просьбы о милостыне. Уходя домой, они глубоко проникались святостью, чтобы заниматься такой мелкой благотворительностью. Но удача все-таки ей улыбнулась. На мосту появился пьяненький мужичок, очистившийся от грехов и блуда, распевавший теперь песни. «Нэсан, как грустно, что вы принадлежите к касте попрошаек. Хэихатиро с радостью принял бы вас в свою компанию». С этими словами он высыпал горсть монет в миску и, распевая песню, пошел дальше, гордый своей щедростью. Тэрутэ поднялась с большим желанием выкинуть брошенные ей монеты ему в спину или в реку. Потом в расстроенных чувствах она подошла к алтарю, сооруженному рядом с мостом. Свидетели заносчивой выходки мужчины под хмельком, как раз те самые земледельцы, высказались по поводу того, как повезло симпатичной нищенке и ее чудовищной поклаже. С удивлением они наблюдали, как монеты полетели в потертый ящик, стоящий перед алтарем и предназначенный для пожертвований богомольцев. Оставив себе единственный мон, Тэрутэ подошла к мосту и подала его за переход реки. Впервые смысл надписи на тележке дошел до этих мужчин, и они осознали жесткую руку власти; они поняли, что перед ними предстали не простые паломники, направляющиеся к целебному источнику Юноминэ, к алтарю посланца бога Амида Якуси Нёраи. Однако даже страх не смог подвигнуть хотя бы одного мужчину выйти вперед, чтобы подхватить тележку и как-то помочь докатить ее до города Хонгу. «Неужели все мужчины превратились в бесов? – удивилась Тэрутэ. – Неужели рубище нищенки не вызывает у вас сочувствия?»
Отчего так случается, что при напряжении усилий, причем весьма успешных, источник энергии зачастую неожиданно истощается? Физическая сила при напряжении исчезает как будто при параличе или при судороге у опытного пловца, который из-за нее уходит под воду. В сфере нравственности наблюдается точно такой же упадок сил, и примеров такой слабости не счесть. Мужчина с крепким рассудком и устремленный к конкретной цели, готовый преследовать ее до конца, без видимой причины отворачивается от людей и вещей, ставших для него безразличными. Или пораженный нравственной слепотой утрачивает путеводную нить к своей цели, допускает промах и проигрывает в деле, в котором успех казался гарантированным. Иногда физические возможности берут верх над нравственными устоями. Здоровый рассудок приходит в смятение, наступает момент беспомощности, и им пользуется бдительный противник, оборачивая свое поражение в победу. Подавляющее большинство мужчин и женщин не может долгое время переносить умственное или физическое напряжение сил. Венчающееся успехом усилие не приходит, и наступают глубокие переживания наступившей неудачи.
Со своей тяжкой ношей Тэрутэ приползла в город Хонгу. Но в душе она не чувствовала радости, ею владело одно только отчаяние. Источник энергии у нее истощился полностью. Ею овладело непреодолимое уныние. На данном этапе пути она как никогда нуждалась в помощи, но узнала, насколько безжалостными оказывались люди, посещавшие святые места. Неужели и боги обрели такую же твердокаменную сущность? Только они обещали последнее прибежище. Человечество отвернулось от нее в этот переломный момент, проявило враждебность, то есть никак не попыталось воодушевить. В полумраке она прошла по мосту через реку Отонасигаву, представлявшую собой небольшой, но местами бурный поток, название которой простые земледельцы присвоили реке побольше. Великолепным оказался дом ками, сохраняемый как святыня на его острове, поросшем темными соснами и криптомериями. В просторном внутреннем дворе на фоне темнеющего леса возвышался облицованный камнем помост, стояли роскошные алтари богов, выходящие фасадом на мрачные воды реки, стремительно бегущие на ее изгибе, на горы, все еще освещенные заходящим солнцем. Здесь Тэрутэ с Сукэсигэ провели ночь; она молилась на коленях, так как больше ничего предложить богам не могла. С рассветом она продолжила путь к Юноминэ.
Все силы покинули ее. На протяжении нескольких часов она не пробовала еды; некому было передать ее бремя. Мучительно она тащила свою тележку, преодолевала затяжные крутые склоны гор, продиралась сквозь нескончаемый лес. Какое-то время она глядела вниз на широкие рисовые поля, на которых в скором будущем должен появиться бархат яркой зелени, обещающей пропитание сотням монахов монастырской деревни. Чтобы помочь ей, никто и пальцем не пошевелил. Непристойные ухмылки, отсутствие внимания, даже грубость, когда ее просто сталкивали в сторону, как препятствие на пути, и заставляли выполнять двойную работу, чтобы снова вытащить тележку на дорогу, а также открытое недовольство по поводу ее неприглядного внешнего вида. Наступили сумерки, а она еще не прошла и трети пути. Великое отчаяние охватило ее душу; точно так же она почувствовала себя, когда впервые вступила на эту святую землю. Праведный гнев овладел ею, напугал и лишил сил. Весь день Тэрутэ с Сукэсигэ обходились совсем без еды. Весь день она преодолевала препятствия, те, которые не только видела и ощущала, но и те, которые увидеть было нельзя. Паника охватила Тэрутэ-химэ. Она взглянула на глубокую пропасть, по краю которой двигалась тележка, едва видимую внизу долину. Ах! Там протекала Сандзуногава, река, через которую путник должен был переправиться по пути в круги ада наказаний. Сомнений не оставалось: боги отвернулись от нее с ее мужем. Безумное желание броситься в пропасть и покончить с мучениями возникло как раз из их недовольства ею. В полном отчаянии Тэрутэ огляделась. Людей она не увидела, так как все передвижения по этой тропе уже прекратились. Она потянула тележку со всей остававшейся у нее силой. Шаг за шагом она поднимала свою поклажу по крутому склону горы. Но настал момент, когда силы женщины полностью иссякли. Тележка покатилась назад и остановилась, свесившись на краю обрыва. Надо было спасти мужа. Ох уж эти злые боги! Опять она попыталась, и опять у нее ничего не получилось. Чаша ее терпения перелилась через край. Каннон Сама! Каннон Сама! Задание ей досталось не по силам. Заповеди богини больше не было возможности следовать. Дело касалось не препятствий на пути всех усилий, а открытого проявления праведного гнева. С перекошенным лицом и широко открытыми глазами Тэрутэ подошла к своему мужу. Вместе они должны пройти весь путь, вместе предстать перед Эмма-О. Двигать ими должна не надежда на излечение, а стремление ублажить недовольных ими богов. Уверенным шагом она подошла к тележке и взялась за перекладину курумы. Толчок с прыжком, и все закончится на камнях, торчащих на дне пропасти.
Тэрутэ уже приготовилась к полету в бездну, когда раздался громкий сердечный голос, поразивший ее. «Нэсан! Нэсан! – услышала она. – Не надо торопиться. Помощь уже рядом». Испытывая трепет, она опустилась на землю и оглянулась. Рядом с ней остановились трое мужчин. Такой внешности мужчин Тэрутэ не видела никогда в своей жизни. Огромные, как Нио, с неподвижными лицами, они стоя смотрели вниз на женщину и безобразный предмет, который все еще назывался человеком. На них были спецовки лесорубов, а на плечах они держали топоры. Добротой от них не веяло, но и безразличия в их поведении не наблюдалось. Они принесли с собой ощущение огромной силы, полнейшей уверенности в себе, а также величавости. Тэрутэ робко поклонилась до земли и осталась в этом положении. Один из лесорубов сказал: «Этого больного человека из северной провинции ждут в храме Токодзи, поэтому мы здесь. Леса и земли вокруг принадлежат богам монастыря Кумано-Гонгэн. Для достойной молитвы в алтаре надо добыть дров, то есть повалить деревья. Не падайте духом, девушка. Вашего мужа обязательно поставят на ноги. Помощь пришла к вам. Мы перевезем вашу тележку через вершины этих крутых гор». Без лишних слов он взял в руки веревку. Второй пошел впереди, одним ударом ровняя дорогу, будь то корень или камень на тропе. Третий без труда поднял измотанную женщину на плечо. Тэрутэ чувствовала себя как во сне. Ровным стремительным шагом они шли вперед и вверх под сенью крон окружавшего их леса. На вершине горы сделали минутный привал. Главный из лесорубов указал на видневшуюся неподалеку насыпь: «В этом месте мы остановимся на отдых и завершим ваше изматывающее предприятие. Тем самым оно станет памятником целомудрию и преданности женщины для бесконечных поколений этой территории Японии». На повороте горной дороги они остановились и аккуратно поставили на землю свою ношу. Старший лесоруб заговорил снова: «Внизу виднеются огни Юноминэ, там найдете водопад Рурико. Здесь следует выполнить ритуал манган (обет) ста дней. Эта болезнь свалилась на вашего мужа в силу грехов, совершенных в предыдущем перевоплощении. Следовательно, святотатство, допущенное у алтаря Каннон в Сасамэгаяцу во время его посещения, легло карой на судьбы отца и сына. Оправдания или его искупления не существует. Однако праведная жизнь преданной жены тронула сердца богов. Приговор отозван, и лечение принесет свои плоды. Успокойтесь, Тэрутэ! Делайте то, что от вас требуется, Тэрутэ!»
Край берега Реки душ
ebooksa