Писец постоял с минуту, с трудом стараясь подавить свой гнев. Потом он сказал:
— Подожди до завтра, тогда мы посмотрим, будешь ли ты смеяться, жалкое существо! Образумишься ли ты?
— Будь проклят! — закричал Афрайя.
И в тюрьме отдалось страшное длинное проклятие. Павел в ярости толкнул ногой лапландца и тот упал.
— До завтра! — вскрикнул писец подавленным голосом, грозя ему кулаком. — До завтра! Или тебе будет конец!
Он захлопнул дверь, запер ее и ушел. Резкий, насмешливый хохот Афрайи проводил его.
Взойдя наверх, Павел Петерсен остановился. Голова его лихорадочно горела, мозг тоже раздавался и давил на стенки черепа. Все вокруг него закружилось, а сердце было исполнено страха, жадности, злобной ярости. Ему хотелось знать и иметь то, чего он не имел и не знал, и это чувство было гораздо сильнее ощущения, что он болен. Он поднялся на одну лестницу, потом на другую и прислушался у потаенной каморки. Тихо отодвинул засов, отпер замок и вошел.
Это была тоже тюрьма, но лучше той, которую он только что оставил. Маленькое окошко с решеткой пропускало свет и воздух, а на кровати в углу лежал Стуре, спокойно дыша.
— Он спит, — пробормотал Павел, — он может спать, крепко спать!
Он подошел к кровати; луч света упал на лицо Стуре. Спящий улыбался и, наконец, сказал:
— Это ты, Ильда, ты пришла ко мне?
— Вставайте, вставайте! — вскричал Петерсен, тряся спящего за руку. — Мне надо с вами поговорить.
Стуре очнулся.
— Зачем вы меня тревожите среди ночи? — спросил он с неудовольствием.
— Если хотят кого-нибудь спасти, когда рушится дом и падают балки, тогда не спрашивают ни о времени, ни о часе, — отвечал писец.
— Ну, ваша-то рука, господин Петерсен, была бы в этом деле последней, — сказал Стуре.
— Я думаю, — вскричал Павел, — обоим нам некогда об этом спорить. Ответьте мне на один вопрос, от которого многое для вас зависит. Желая завлечь вас в свои жалкие планы, Афрайя открыл вам, где находятся серебряные сокровища, о которых он знает?
Стуре ничего не отвечал.
— Господин Стуре, — снова начал Петерсен, — я могу многое изменить, если только вы захотите. Я сожалею о вашей судьбе и желал бы что-нибудь для вас сделать. Есть некто, — продолжал он тише, — кому я дал обещание вас защищать.
— Мне не нужно вашей защиты! — воскликнул заключенный, быстро вставая.