Петерсен не обратил на это внимания.
— Мы могли бы прийти к соглашению, даже и Бальсфиорд мог бы принадлежать вам.
— Бальсфиорд мой и моим останется!
— Если только вы не предпочтете себе избрать лучшего для себя местопребывания. Бог знает, до чего может дойти мое сострадание! Неприятно предстать пред гласным судом и быть окруженным фанатическим народом. Может быть, лучше удалиться и переждать где-нибудь в тиши, чтобы буря поуспокоилась.
— Я бы не пошел, если бы все двери были открыты, — сказал Стуре.
— Хорошо, так оставайтесь. Я надеюсь, что при искусной защите ваша честь будет вполне восстановлена.
— Я надеюсь, что ложь и зло будут посрамлены.
— Примите мой совет и мою помощь, и что только я могу, я сделаю. Если бы мы прежде лучше узнали друг друга, то все бы было иначе.
— Прочь лицемерие, — сказал каммер-юнкер, — я думаю, мы довольно знаем друг друга. Говорите прямо, господин Петерсен, чего вы хотите?
— Я повторяю свой вопрос, — отвечал Павел, — где серебряные пещеры, куда водил вас Афрайя?
— Я не знаю ни о каких серебряных пещерах.
— Вы ничего не знаете? — спросил Павел и опустил руку в карман. — Смотрите сюда, этот слиток нашли у вас в кармане. Он оторван от камней и совсем похож на серебряные цветы, растущие в богатых шахтах. Теперь ваша память окрепла?
Заключенный подумал с минуту, потом сказал:
— Нет, я ничего не знаю! То, что я знаю, не принесло бы вам пользы, и если бы я
— Нет?
— Нет, никогда!
— Обдумайте, что вы делаете.
— Обман и только обман, — сказал с презрением Стуре. — Козни и бессовестные деяния без конца… Вы ничего от меня не узнаете.
— Вы не хотите принять мою руку? Так Ильда напрасно умоляла меня на коленях о вашем спасении?
— Презренный! — закричал Стуре. — На коленях перед тобой? Ты лжешь!