До Колывани оставалось уже полверсты, не больше, когда длинная огненная струя сверкнула среди городскихдомов, и церковная колокольня рухнула вниз в вихре огня и пыли.
Стало быть, теперь бой шел уже в самой Колывани? Михаил должен был прийти к этому выводу, но если так, очевидно, ханские войска сражаются с русскими на улицах города. Подходит ли такой момент для того, чтобы искать там приюта? Нет ли риска, что Строгова там схватят, удастся ли ему улизнуть из Колывани, как раньше из Омска?
Он мысленно перебирал все эти возможности. Заколебавшись, даже приостановился. Не лучше ли дойти, пусть и на своих двоих, до какого-нибудь поселка вроде, к примеру, Дьячинска, и там за любую цену раздобыть лошадь?
Подумав, что это единственное решение, которое сейчас разумно принять, Михаил тотчас свернул в сторону от реки и направился уже не прямо к Колывани, а так, чтобы обойти город справа.
Стрельба к этому времени уже стала до крайности ожесточенной. Вскоре у противоположной, левой части города, вспыхнуло пламя. Весь тот квартал Колывани был охвачен пожаром.
Михаил стремительно шел, почти бежал по степи, стараясь найти укрытие под какими-нибудь деревьями, благо они встречались то здесь, то там. И тут справа появился отряд всадников. Стало очевидно, что продолжать бежать в этом направлении невозможно. Всадники во весь опор неслись к городу, и у него почти не было надежды избежать встречи с ними. Но вдруг на глаза ему попалась рощица – несколько тесно растущихдеревьев и под ними одинокий дом, до которого он мог добежать прежде, чем его заметят.
Добежать, спрятаться там, попросить, а если надо, то и без спросу взять какой-нибудь еды для подкрепления сил, ведь он изнурен усталостью и голодом! У Михаила не было другого выхода. Он кинулся к этому дому, до него было с полверсты, вряд ли больше. Приблизившись, он понял, что перед ним телеграфная контора. Оттуда тянулись три провода, один на запад, другой на восток, третий к Кдлывани.
Учитывая положение вещей, контора, скорее всего, покинута, но в конце концов так или сяк, там все же можно было спрятаться и, если потребуется, дождаться ночи, чтобы впотьмах продолжить путь по степи, где шныряют ханские лазутчики.
Не медля ни секунды, Михаил Строгов подбежал к двери дома и с силой толкнул ее.
В зале, где происходят прием и отсылка телеграфных сообщений, находился всего один человек. Это был телеграфист, спокойный, флегматичный, равнодушный ко всему, что происходило вне этих стен. Верный своим служебным обязанностям, он сидел на положенном месте у окошечка, ожидая посетителей, которым могут потребоваться его услуги.
Михаил бросился к нему, срывающимся от усталости голосом насилу выговорил:
– Что происходит? Вам что-нибудь известно?
– Ничего, – телеграфист, улыбаясь, пожал плечами.
– Это русские с татарами там дерутся?
– Говорят, вроде так.
– Но кто берет верх?
– Понятия не имею.
Столько благодушия в такой кошмарной обстановке, эта невозмутимость, если не безразличие – трудно было поверить, что подобное возможно.
– А линия не оборвана? – спросил Михаил Строгов.
– Между Колыванью и Красноярском оборвана, но связь с европейской Россией еще работает.