— Суббота? — спросил Куманин и, повертев бумажку, повторил: — Суббота… Где он сейчас, Ефим Суббота?
— Где ему быть. У себя в лавке небось. Лавка у Него москательная в городе. Зачем он тебе?
— А за тем, что Смелкова как раз Суббота и убил. Понял? — сказал Куманин с расстановкой.
Таратайка угрозыска остановилась возле двухэтажного, наполовину кирпичного, наполовину деревянного дома. В нижнем этаже помещалась москательная лавка, принадлежащая, как гласила вывеска, Ефиму Субботе. С таратайки соскочил Федякин, медленно, придерживая раненую руку, слез Куманин. Ставни на окнах лавки были закрыты. На дверях висел тяжелый амбарный замок. Из ворот выскочила маленькая взъерошенная собачонка и с остервенением залаяла.
— Путаешь ты, Куманин, — недоумевал Федякин. — Суббота партизанам помогал. От расстрела Смелкова и комиссара спас. Всем известно. Зачем ему опосля убивать?
— А думал ты, — спросил Куманин, — зачем Субботе понадобилось Смелкова от белой пули спасать?
Он потрогал замок и взглянул на Федякина. Тот задумчиво дергал свой ус.
— Не думал, — сам себе ответил Куманин. — А я тебе поясню: золото смелковское заполучить хотел!
Федякин недоверчиво покачал головой:
— Он все имущество экспедиции лично им в руки передал. Для чего?
— А для того, чтобы ты всем про его честность доказывал. Ни золота, ни карт там не было.
— А ты уверен, что именно Суббота стрелял в Смелкова? — не сдавался Федякин.
— Да мы его с Митькой Ольшевцом как тебя видели. Он стрелял! Догнать только не успели. А то, что он на Зимина это дело валит, очень даже подозрительно.
Федякин распахнул калитку, вошел во двор. Высокая, жилистая старуха, стоя на крыльце, кормила гусей.
— Почему лавка закрыта? — спросил Федякин.
— За товаром уехали, — неохотно ответила старуха.
— Давно?
— С неделю будет.
— Когда вернется?
— Кто знает… Он хозяин.