Мерси, камарад!

22
18
20
22
24
26
28
30

Слезы потекли у нее из глаз. Поль подошел к ней и долго смотрел. Наконец он сказал:

— До сих пор мы с тобой не касались этой темы. Ни Жозефин, ни ты сама, ни я. Возможно, каждый ждал, что этот разговор начнет другой.

Дениз молчала.

— Все-таки он офицер, оккупант. Некоторых из них ты знала и нам помогла узнать. Но в данном случае… — И он замолчал на полуслове.

К ним подошла Жозефин, взяла Дениз за руку и сказала:

— Дениз, никто тебя не принуждает. Возможно, личное не всегда будет разлучать нас с делом, которому мы поклялись служить. Ты его хорошо знаешь? Не заблуждаешься? — В голосе женщины сквозили доброта и понимание.

Дениз кивнула, стараясь справиться со слезами и взять себя в руки.

— Его знает кто-нибудь из наших товарищей? — спросил ее Поль.

Дениз покачала головой.

«И почему все так тяжело? — думала она. — Я столько раз прощалась с ним, и каждый раз с болью. Я люблю его».

— Он тебя, конечно, сразу же узнал, однако вел себя очень сдержанно. Чем ты это объяснишь?

Дениз молчала. В ее серых печальных глазах ни искорки жизни. Казалось, перед ними был совершенно чужой человек, с которым их ничто не связывало.

— Ты сама потом так оглядывалась на него, что это было трудно не заметить. Почему? — спросил ее Ледук.

Она молчала.

— Если до этого еще можно было сомневаться в нем, то теперь все ясно, — продолжал Поль. — Так, как поступил лейтенант, мог сделать только человек, который знает, что он должен принести жертву. Ему сейчас легко взять нас под контроль, проследить за нами.

В глазах Дениз отразился ужас.

— Круг замкнулся. Твое поведение поставило нас всех в опасное положение.

Дениз закрыла лицо руками. Каждое слово Ледука больно кололо ее. «И почему я не решаюсь сказать им о том, что люблю этого немецкого офицера, — думала она, — и в то же время остаюсь верна своему долгу? Но ведь они могут думать обо мне и по-другому: «Какая-то танцовщица из Парижа. Легкомысленная девчонка, которая сегодня ложится в постель с одним, завтра — с другим, в том числе и с немецким офицером. Там она привыкла так жить. И здесь, за то короткое время, пока она живет с нами, она тоже не переставала интересоваться мужчинами, вот хотя бы этим немцем». Быть может, они мне уже не доверяют? Кто поверит, что вот так на дороге можно случайно встретиться с другом? Жозефин не поверит, не поверит и Поль. А Вольф Баумерт? Бедный влюбленный юноша! Как мне жаль его, жаль, что пришлось сказать ему правду о том, что я его не люблю».

Дениз чувствовала двойственность своего положения, но все же молчала. Молчала не потому, что не могла довериться этим людям, а потому, что видела безвыходность своего положения. И потому, что ей хотелось когда-нибудь снова увидеть Хинриха Тиля…

«Что мне теперь с ней делать? — спрашивал себя Ледук. — Моя небольшая группа работала хорошо, без каких бы то ни было провалов. Этого требовало руководство и вся партия. Когда-нибудь настанет момент, когда союзники русских со своих плацдармов на побережье начнут наступление в глубь страны, чтобы освободить всю Францию. Вот этому мы, патриоты, и должны помочь. Если Дениз попытается все объяснить, я пойму ее. Уверен: она не способна на предательство. Однако сейчас доверие к ней несколько пошатнулось. Нужно будет дать ей немного времени подумать, но, если она и дальше будет молчать, придется с ней расстаться».