— Милицию позову! Отпустите сейчас же! Отдайте сумку! — тщетно пытается высвободиться девушка из сильных хамских объятий. Хулиганы шлёпают её по круглой заднице, запускают пятерни под блузку.
Что делать мне? Ситуация абсолютно аналогична той, в кинотеатре. Стоять с безразличным лицом, как этот нафуфыренный, надраенный до блеска капитан? Мой ненормированный рабочий день как бы закончился, я еду на свидание к Нине — прелестной продавщице из книжного магазина, проводившей мужа–штурмана в дальнее плавание. Но я опер, сотрудник милиции, а значит, всегда на посту. И долг обязывает меня защитить девушку–кондуктора, и как чаще всего бывает, вступить в неравную борьбу.
— Ха–ха–ха! Где ты сейчас найдёшь милицию? — заржали хулиганы.
— Не надо искать, я здесь! С конечной остановки в медвытрезвитель заедем… Сдадим этих гопников, — громко кричу водителю. — А вы, девушка, заявление напишите о том, что сумку они хотели у вас отнять.
Всё! Момент неожиданности, шокирующий противника, упущен. Не желая быть задержанными, они остервенело набросились на меня. Их кулаки замелькали у меня перед глазами, но я занял удобную позицию у стенки между сиденьями.
— Помогите! Люди! Сотрудника милиции бьют! — закричала кондукторша, но её вопли стали «гласом вопиющего в пустыне». Вдруг автобус резко затормозил, хулиганы отшатнулись, хватаясь за спинки сидений. На секунду–другую их руки оказались заняты, а лица открытыми. Несколько хлёстких ударов «в торец» и оба мерзавца сбиты на заднее сиденье. Не даю опомниться, продолжаю «окучивать» — иначе поднимутся, сомнут, запинают, ткнут под ребро отвёрткой. Ищи потом ветра в поле. А найдут — убитому от этого ни жарко, ни холодно. Прямо сидят передо мной, как на выставке, бить удобно. Прямые удары то левой, то правой, то в нос одному, то в зубы другому. Шмяк… Шмяк… Головы мотаются, на губах шкурки висят, из разбитых носов кровь течёт.
Автобус остановился. Задние двери открылись.
— Что, обязательно надо так молотить кулаками? Работник милиции, а позволяете себе избивать! — выходя из автобуса, укоризненно произнёс бравый морпех. — Безнравственно это!
— Пшёл вон, пехота, пока сам по сопатке не получил! — со злом, ещё не отдышавшись как следует, разгорячённый битвой, ответил я. — Безнравственно стоять и наблюдать, как на твоих глазах грабят кондуктора! Топай, топай! Моряк сухопутный!
— Не буду писать заявление… Не хочу связываться с ними, по судам таскаться — утёрла слёзы кондукторша.
— Мне тоже крутиться с автобусом, ехать к вытрезвителю нафик надо, — высунулся из кабины водитель.
А мне тем более возиться с этими уродами желания нет. Меня Нина ждёт.
— Чего расселись?! Пошли вон вслед за чистоплюем в погонах! — вытолкнул я из автобуса хлюпающих носами хулиганов. Посмотрел на свои руки: ссадины на казанках кровоточат. Опять содрал кожу о чужие зубы.
…Ехал в командировку в Хабаровск. Следователь Татьяна Мельник поручила допросить находящегося там в тюрьме осужденного, проходящего по другому, недавно раскрытому преступлению. В последнем купе, рядом с тамбуром, вместе со мной женщина и молоденькая девушка. Я читал журнал. Попутчицы о чём–то тихо разговаривали. Неожиданно в дверном проёме нарисовался высокий, плечистый парняга в свитере. Настоящий супермен. Бесцеремонно облокотился на верхние полки, начал приставать к девушке. Дочь испуганно прижалась к матери. Парняга вызывающе–надменно, уверенный в своей неотразимости, предлагал познакомиться.
— Оставьте мою дочь в покое… Прошу вас…
Супермен даже ухом не повёл, продолжая домогаться.
Оставаться безучастным к испуганной девушке и её матери, сидящей в страхе за дочь, я уже не мог. Вежливо так говорю пижону:
— Не приставайте к девчонке… Видите, она не желает с вами знакомиться… И мамаша волнуется… Освободите, пожалуйста, наше купе…
Он глянул на меня насмешливо, как на нечто мелкое и незначительное, недостойное внимания такого большого и сильного человека.
— Это кто там голос подаёт? Ты, букашка–таракашка? Тебя не спрашивают, не лезь, куда тебя не просят. И впредь, козявка, не в свои сани не садись… Пойдём, чувиха, ко мне в купе! Хватит за мамкин подол держаться…