Добрые люди

– Незадолго до прорыва Тулонской блокады, – неторопливо произносит он, – в феврале сорок четвертого года состоялась личная встреча английского адмирала с французским, который должен был прикрыть своей эскадрой наш выход к порту… Уговор состоял в том, что французы продолжат путь и не откроют огонь, если англичане будут стрелять только в нас, а не в них… У мыса Сисье тридцать два английских корабля выступили против двенадцати испанских, в то время как шестнадцать французских кораблей преспокойно шли своим курсом, ни во что не вмешиваясь, прочь от битвы.

Он прерывается и пристально смотрит на пламя свечи.

– И бились мы семь с половиной часов подряд, не давая себя окружить, – добавляет он.

– Это, несомненно, была одна из величайших побед, – улыбается дон Эрмохенес.

Адмирал смотрит на него с некоторым удивлением, словно не ожидал таких слов.

– Это не было победой, – сухо отвечает он. – Это была всего лишь великолепная тактика выживания.

Он встает, неторопливо вытягивая свою длинное тело, словно у него затекли конечности. Огонек свечи отбрасывает на стену его увеличенную тень. Дон Эрмохенес берет книгу, которая лежала на столе обложной вверх, переворачивает ее и читает, щуря глаза:

Тот, кто хорошо знает свои обязанности и выполняет их как должно, заслуживает истинного счастья в течение всей жизни, которую затем оставляет без страха и сожаления. Жизнь, украшенная добродетелью, непременно будет счастливой и спокойно приведет нас к конечной точке, где уже никто не сможет раскаяться в том, что следовал путем, предназначенным самой природой.

– В тот день мы вышли в море, заранее зная, что произойдет, – говорит адмирал, когда дон Эрмохенес возвращает книгу на место. – Мы знали, что французы нас бросят… И тем не менее мы вышли.

– За честь и флаг Испании, разумеется.

– Нет. Потому что у нас был приказ. Понимаете? Мы все с огромной радостью остались бы в порту. Никто не хотел погибнуть или получить увечье.

Несколько секунд дон Педро смотрит на рапиру, лежащую на кровати, затем берет ее и убирает в гардероб.

– Речь идет всего лишь о том, чтобы действовать в соответствии с правилами, – говорит он, прикрывая дверцу. – В конце концов, именно из них и состоит жизнь. С ними соглашаются, их выполняют, и точка… Без всяких красивых жестов. И без малейшего драматизма.

– Вы никогда… – начинает библиотекарь.

Но адмирал будто бы не слышит его.

– Сейчас я знаю, что все мы – все, кто тогда сражался и, я уверен, наилучшим образом сделал все, что от него зависело – дрались не ради чести, не во имя родины или достоинства… Мы сражались, потому что нам отдали приказ. Мы действовали по правилам, вот и все.

– Тем не менее Божья воля…

– Пожалуйста, дон Эрмес. – Простодушная, искренняя улыбка адмирала стала шире. – Давайте не будем приплетать сюда Бога. Оставьте его на Синае: пусть себе диктует Скрижали Завета.

– Вы мне напоминаете того холодного геометра, который, прослышав о «Дон Кихоте», решился в конце концов его прочитать; а закончив первую главу, спросил: «И что это доказывает?»

– В некотором роде он был прав.