Добрые люди

– Как вам книга? – спрашивает она.

Он колеблется, подбирая слова.

– Возбуждающее чтение, – заключает он. – Полагаю…

– Полагаете, сеньор?

– Да.

Улыбка Марго Дансени становится шире.

– Философская литература, чего же вы ожидали!

Адмирал не отвечает. Между ее губ, которые она еще не успела накрасить, виднеются острые резцы – белоснежные и блестящие. Глаза ее тоже блестят, но по-другому.

– В таком случае продолжайте, пожалуйста. Читайте с той страницы, где я отметила значком.

Дон Педро смотрит на нее уже сдержаннее. Хладнокровие вновь при нем.

– Вы уверены, сеньора? Вам это кажется уместным?

– Да, вполне.

Он продолжает читать вслух, четко проговаривая все слова и разделяя фразы. Перевод дается ему без труда.

– À l’ instant vous tombâtes entre mes bras[97], – читает он.

В этот миг вы пали в мои объятья. Я без колебаний схватила клинок, который до этого мгновения казался мне преисполненным страха, и сама пристроила его в отверстие, которому сей клинок угрожал. Вы погрузились в меня, однако от ваших яростных толчков и ударов я не издала ни единого крика; мое внимание, сосредоточенное исключительно на удовольствии, не позволяло мне прислушиваться к боли… Страсть уже стерла философское отношение к человеку как хозяину себя самого, как вдруг вы произнесли, обращаясь ко мне и едва выговаривая слова:

– Я не смогу, Тереза, воспользоваться всеми правами, которые вы мне предоставили; вы можете понести, а я хочу этого избежать. Величайшее наслаждение уже близко, поднесите вновь вашу длань к своему победителю в тот миг, когда он оторвется от вас, и помогите ему ритмичными движениями… Этот миг настал, дочь моя… Я… умираю… от наслаждения…

– Ах, но ведь и я умираю, – воскликнула я. – Я не могу более терпеть… Я… теряю… рассудок…

Тут я схватила клинок и легонько сжала его в руке, служившей мне в этот миг неким подобием футляра, который он использовал, чтобы достичь наивысшего пика.

Дойдя до этого пункта, адмирал медленно закрывает книгу, поднимается с кресла и несколько мгновений стоит неподвижно, серьезный и сосредоточенный. Затем, неторопливо приблизившись к Марго Дансени, словно бы давая ей возможность остановить его словом или взглядом, он преодолевает, так и не встретив препятствия, пространство, отделяющее его от блаженства.

Над улицей Вивьен дождь раскинул свое серое покрывало. Его непрозрачная пелена временами делает невидимыми здания, которые тянутся по обе стороны улицы. Прижавшись спиной к мокрой стене и защищая себя от воды лишь с помощью шинели и шляпы, Паскуаль Рапосо издали следит за доном Эрмохенесом Молиной и аббатом Брингасом, которые поспешно шагают по мостовой, взявшись под руку и укрывшись от ливня большим черным зонтом. Скосив глаза направо, Рапосо убеждается в том, что Мило, сопровождаемый двумя парнями, – «шутниками, которым он полностью доверяет», как сам полицейский ему объяснил, – также следует за ними по пятам по другой стороне улицы, зоркий и сторожкий, как ястреб-перепелятник, ловко обходя струи воды, падающие с крыш и из водостоков. Улицы почти безлюдны: изредка проедет экипаж, обдав все кругом грязью. Редкие пешеходы пробираются поспешно, почти украдкой, а то и вовсе бегут со всех ног, чтобы не промокнуть насквозь. Бледный сероватый свет едва проникает в сумрачные порталы, витрины некоторых магазинов подсвечены горящими свечами. Все вокруг кажется холодным, мокрым, сиротливым и бесприютным.