– Но мы, кажется, и теперь одни, – ответил Поль, осматриваясь.
– Да, но здесь подписывают брачный договор, через минуту комната будет полна народу.
– За минуту многое можно успеть сказать, граф.
– Да, но только человеку, который хорошо тебя понимает.
– Я слушаю, – сказал Поль.
– Вы мне говорили о письмах, которые есть у вас, – продолжал Эммануил, подойдя вплотную к Полю и понизив голос.
– Говорил, – подтвердил спокойно Поль.
– Вы назначили цену за них.
– Да, и это правда.
– В таком случае, если вы честный человек, то должны отдать мне их за эту сумму. Здесь, в портфеле, деньги.
– Да, граф, – ответил Поль, – все было так, пока я думал, что ваша сестра, забыв свои клятвы, свой грех и даже своего сына, помогает вам в исполнении ваших честолюбивых планов. И я решил, что если уж этому несчастному ребенку суждено войти в свет без имени, то мне следует помочь ему вести хотя бы безбедную жизнь. Недавно, это правда, я требовал с вас за эти письма сто тысяч франков, но теперь обстоятельства изменились. Я видел, как сестра бросалась к вашим ногам, слышал, как она умоляла вас не принуждать ее к постыдному браку: ни просьбы, ни слезы ее не тронули вашего сердца. Прежде я хотел спасти ребенка от нищеты, теперь хочу спасти его мать от отчаяния, и я могу это сделать, потому что не только ваша – честь всей вашей фамилии у меня в руках. Я отдам вам эти письма только тогда, граф, когда на этом столе мы подпишем брачный договор Маргариты д’Оре не с бароном де Лектуром, а с Анатолем Лузиньяном.
– О, этому не бывать!
– А иначе вы не получите этих писем.
– Я найду средство заставить вас отдать их мне.
– Не думаю.
– Отдадите ли вы мне эти письма?
– Граф, – сказал Поль, хмуро посмотрев на Эммануила, – граф, послушайте меня!
– Отдадите ли вы мне эти письма?
– Граф!..
– Да или нет?