– О нет, через час будет поздно, – сказал Ашар слабеющим голосом. – Священника! Только бы священника! Я больше ничего не хочу!
– Конечно, я не могу заменить его, – нерешительно сказал Поль, – но ты обо всем можешь поговорить со мной, ведь я твой друг.
– Спасибо тебе, сынок! Тогда кончим мирские дела, чтобы после уже ни о чем, кроме Бога, не думать. Ты говоришь, что маркиз тоже умирает?
– Да, он был при смерти, когда я ушел.
– Ты знаешь, что после его смерти имеешь право взять документы о твоем рождении, которые лежат в этом ящике?..
– Знаю.
– А если я умру раньше его и без священника, кому их доверить? – Старик, собравшись с силами, приподнялся и показал Полю ключ у себя под подушкой. – Тогда возьми ключ, отвори вот этот ящик: там ты найдешь шкатулку. Ты человек благородный. Поклянись, что не откроешь этой шкатулки, пока маркиз жив.
– Клянусь! – Поль протянул руку к распятию в головах кровати.
– Слава Богу! – сказал Ашар. – Теперь я умру спокойно.
– Ты можешь умереть спокойно, потому что сын держит тебя за руку здесь, а отец протянет тебе руку на том свете.
– Так ты думаешь, что он доволен будет моей верностью?
– Да. Ты мертвому был верен так, как другие редко бывают преданы живым.
– Ты знаешь, – задумчиво произнес старик, – я часто думаю, что, может быть, слишком покорно исполнял его волю! Мне бы не надо было допускать этой дуэли, и нельзя было оставаться на ней спокойным зрителем. Вот в чем я хотел покаяться священнику, только одно это тяготит мою душу. Иногда мне приходило в голову, что эта дуэль без секундантов – просто убийство… тогда, ты понимаешь, тогда я уже не свидетель, а сообщник!
– Не знаю, – тихо ответил Поль, – не знаю, Ашар, всегда ли справедливы человеческие законы и законы чести. Но, мне кажется, дуэль не может, как бывало в старину, считаться честным судом. Впрочем, все это должна решать совесть человека, а не рассудок… По крайней мере я, скажу по совести, сделал бы на твоем месте то же, что сделал ты. Если совесть обманула тебя, она так же обманывает и меня, и в таком случае я имею полное право простить тебя и прощаю от себя и за моего отца.
– Спасибо тебе, спасибо! – сказал старик, пожимая руки молодого человека. – Ты утешил меня перед смертью, потому что укоры совести ужасны в эту минуту!
– Постой! – воскликнул Поль, вздрагивая. – Слушай!
– Что такое?
– Разве ты не слышишь?
– Ничего не слышу.
– Мне показалось, что кто-то зовет меня… Слышишь? Слышишь? Так и есть! Кажется, это голос Маргариты!..