– Я стояла на коленях и плакала, целовала его руки… Вдруг слышу, кто-то идет по лестнице. Отец, видно, узнал шаги, потому что быстро обнял меня в последний раз и сделал знак, чтобы я ушла. Я вскочила, но была так взволнована, что, вместо того чтобы выйти на потайную лестницу, попала в другой кабинет, без света и без выхода. Я ощупала стены и убедилась, что выйти мне невозможно. В это время кто-то вошел в комнату отца. Я замерла и боялась даже перевести дыхание. Это была моя мать со священником. Уверяю вас, Поль, она была бледнее умирающего!
– Да, нелегко вам пришлось! – сказал Поль вполголоса.
– Священник сел у изголовья, – продолжала Маргарита, все более воодушевляясь, – матушка стояла в ногах. Вообразите мое положение! И я не могла бежать!.. Дочь вынуждена была слушать исповедь своего отца! О, это ужасно! Я упала на колени, закрыла глаза, чтобы не видеть, молилась, чтобы не слышать, и все-таки против воли… – о, уверяю вас, Поль, против воли!.. – я видела, слышала… И то, что я видела и слышала, никогда не изгладится из моей памяти! Я видела, как отец, взволнованный своими воспоминаниями, со смертельно бледным лицом приподнялся на постели. Я слышала… как он говорил о дуэли… о неверности своей жены!.. Об убийстве!.. И при каждом слове матушка становилась все бледнее и бледнее и наконец закричала, чтобы заглушить его слова: «Не верьте ему, батюшка!.. Он безумный… помешанный… он сам не знает, что говорит! Не верьте ему!..» Поль, это было ужасное, безобразное зрелище! Мне стало плохо, и я потеряла сознание…
– Вот и свершился суд! – воскликнул Поль. – И что же дальше, как же вы вышли из своей западни?
– Не знаю, сколько времени пробыла я без чувств, – продолжила свой рассказ Маргарита, – но, когда пришла в себя, в комнате было уже тихо, как в склепе. Матушка и священник ушли, а возле постели отца горели две свечи. Я открыла дверь пошире и посмотрела на постель: она вся оказалась накрыта покрывалом, под которым, вытянувшись, лежал отец. Я поняла, что все кончено! От ужаса я не смела шевельнуться и в то же время страстно хотела приподнять покрывало, чтобы в последний раз поцеловать несчастного моего отца, пока его не положили еще в гроб. И все-таки страх победил! Не помню, как спустилась по лестнице – ступенек я не видела, – потом куда-то бежала по залам, по галереям и, наконец, по свежести воздуха поняла, что я уже в парке. Я бежала как безумная! Я помнила, что вы должны быть здесь. Какой-то инстинкт… сама не понимаю, что это такое… что-то влекло меня в эту сторону. Мне казалось, что за мной гонятся тени и привидения. На повороте одной аллеи… не знаю, в самом ли деле это было или только мне так показалось… я вижу… матушка… вся в черном… идет тихо, бесшумно, как призрак. О, тут… страх дал мне крылья! Потом я почувствовала, что силы меня оставляют, и стала кричать. Добежала я почти до этих дверей… Знаете, я бы умерла, если б они не отворились. Мне все казалось… Тсс! – сказала она вдруг шепотом. – Вы слышите?
– Да-да, – ответил Поль, задувая лампу, – кто-то идет.
– Посмотрите, посмотрите, – продолжала Маргарита, прячась за занавесом и закрывая им Поля. – Посмотрите… я не ошиблась. Это она!
Дверь отворилась, маркиза, вся в черном, бледная как тень, медленно вошла в дом, прикрыла за собой дверь, заперла ее на ключ и, не видя ни Поля, ни Маргариты, прошла во вторую комнату, где лежал Ашар. Она подошла к его постели, как перед этим к постели мужа, только священника с ней не было.
– Кто там? – спросил Ашар, открывая одну сторону полога.
– Я, – ответила маркиза, отдергивая другую половину.
– Вы, маркиза? – воскликнул старик с ужасом. – Зачем вы пришли к постели умирающего?
– Предложить тебе договор.
– Чтобы погубить мою душу?
– Напротив, чтобы спасти ее, Ашар, – продолжала она, нагнувшись к умирающему, – тебе уже ничего не нужно на этом свете, кроме духовника.
– Да, но вы не прислали мне вашего священника…
– Через пять минут он будет здесь… если только ты сам захочешь.
– Прошу вас, пошлите за ним! – сказал старик умоляюще. – Только поскорее, мне уже недолго жить.
– Да, старик… Но если я примирю тебя с небом, согласен ли ты за это успокоить меня на земле?
– Что же я могу для вас еще сделать? – проговорил умирающий, закрывая глаза, чтобы не видеть женщины, взгляд которой леденил кровь в его жилах.
– Тебе нужен только духовник, чтобы спокойно умереть, а мне, ты знаешь сам, что мне нужно, чтоб я могла жить спокойно.