– Я так и думал. Приготовьте на палубе бочки с водой, чтобы освежать экипаж во время битвы, а чтобы никто не трогался с места (потому что у нас народу не много), велите двоим разносить воду чарками.
– Слушаю.
– Мне что-то кажется, брат, – сказал Апостоли, – что фелука меняет свои намерения. Может быть, она и не думает о нас.
Я схватил зрительную трубу и навел на фелуку. Действительно, по новому направлению, которое она приняла, надо было полагать, что она пройдет позади нас в миле или в двух.
– Ведь и точно! – вскричал я. – Ну, брат Апостоли, я бы очень рад был повиниться перед твоими соотечественниками.
Увидев, что штурман, слыша это, покачивает головой, я сказал ему:
– А вы что думаете?
– Я думаю, капитан, что они, так же как и мы, видят это черное облачко, чуют ветер, как морские свинки, и хотят отрезать нас от Митилена.
– Ваша правда!.. Я не понимаю, как это сейчас не пришло мне в голову: да, да, намерение их очевидно. И ветерка все нет?
– Ни малейшего! – сказал штурман.
Мы ждали таким образом четыре часа, потому что круг, который пираты сделали, отнял у них много времени. Они прошли почти в миле за нашей кормой, и, описав полукружье с правого борта, где мы их сначала видели, шли на нас с бакборта, но они еще были милях в трех, как вдруг вахтенный матрос закричал:
– Эй! Порыв ветра!
Я вскочил со своего места.
– С какой стороны?
Он подождал немножко, чтобы отвечать вернее, и после второго порыва сказал:
– С юго-запада.
– Ну что? – спросил Апостоли.
– Хуже быть не может, любезный друг, видно, сам черт за них.
– Не говорите таких вещей в опасные минуты, любезный друг.
– Вы слышали? – спросил я штурмана.