Охотники за пармезаном

– А что случилось?

Выяснилось, что Фиансэ зачастил на репетиции «Баядерки» на правах декоратора, усаживался в первый ряд и рассматривал Силантьева в бинокль. Так происходило три или четыре раза. Однако Фиансэ этим не ограничился. После репетиции он подошёл к Силантьеву и мягко намекнул, что нельзя танцевать в «Баядерке», не представляя как следует биографию ее первого постановщика Мариуса Петипа. И что никто, кроме Фиансэ, франкофона и франкофила, столь близко не познакомит Силантьева с его творчеством. При этом Фиансэ взял Силантьева за руку и слегка сжал ее своими массивными пальцами.

– У вас есть настоящий друг? – спросил он проникновенно, поглаживая Силантьеву кисть. Силантьев поморщился и поспешил руку выдернуть. – Именно друг-мужчина, наставник?

– Простите, наставник в чем? – нервно уточнил Силантьев.

– Во всем. Женщины – избалованные, алчные, вредные существа. Они не способны понять мужчину даже в силу своей психологии. То ли дело – бескорыстная мужская дружба! Такого прекрасного молодого человека за каждым поворотом подстерегают искушения и ждут ошибки. И нужен обязательно кто-то старший и мудрый, кто от них предостережет.

Силантьев непроизвольно подумал, что, если бы он связался с Фиансэ, это и было бы его главной ошибкой.

– Извините, – сказал он жёстко, – мне не нужны никакие наставники.

Но Фиансэ не успокаивался. Он улыбался Силантьеву, носил ему на репетиции цветы, а в этих цветах подсовывал ему billet-doux с гнусными намёками. Дошло до того, что у Силантьева, когда он приходил на репетицию и видел в зале неизменного Фиансэ, начинало портиться настроение. Ему казалось, что танцует он в коконе из липких и страстных взглядов Фиансэ. На одной из репетиций он споткнулся и упал, чего ранее никогда не наблюдалось. Силантьев, человек мнительный и суеверный, как все театральные, решил, что Фиансэ его сглазил за неуступчивость. После этого в репетициях исчезла былая легкость, и Силантьеву стало мерещиться, что у него на ноге ядро, словно у каторжника. Прошла только неделя с момента знакомства с историком моды, а Силантьев уже чувствовал себя обессиленным. Однако, запретить Фиансэ посещать репетиции мог только Тихманский.

Выслушав Силантьева, тот пригласил Фиансэ к себе в кабинет. Фиансэ влетел, радостно гарцуя, в высоком цилиндре и вельветовой жилетке цвета фуксии. Шею его украшала на сей раз грандиозная сиреневая бабочка с белыми горохами.

Хмурясь, Тихманский изложил ему суть дела. Фиансэ помрачнел. От его игривости не осталось и следа.

– Вот оно! – сказал он трагически, тяжело дыша. – Вот оно – российское воспитание. Чуть что – бегать, кляузничать начальству, доносить! Да-с, тридцать седьмой год не прошёл даром! А ты не думал, Эдуард, что он меня совершенно неправильно понял? В силу опять же российского ханжества и зашоренности. Если для меня мужская дружба – это что-то чистое, сияющее, то он облапал это слово грязными пальцами и заставил его потускнеть. Я не приду больше к нему на репетицию! Он стал мне противен! И вообще, я разрываю контракт! Ухожу из вашего театра!

Только после того, как Фиансэ закончил эту тираду, он сообразил, что последние две фразы были явно лишними.

– А неустойку прямо сейчас выплатишь по контракту? – любопытно прищурившись, спросил Тихманский.

Фиансэ спохватился. Этого ему совершенно не хотелось.

– Мой прекрасный принц, – сказал он по возможности как более елейно. – Я погорячился. Чего только не бывает в нашей богемной среде! Надеюсь, уже завтра мы забудем об этом маленьком инциденте и продолжим сотрудничать как ни в чем не бывало.

С того дня Фиансэ вёл себя необыкновенно тихо и никому не докучал. Иногда по старой привычке он начинал что-то говорить о том, как бы выглядел этот спектакль в Париже, но сразу осекался.

ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

Своё редкое имя Ванадий Сергеевич Газюкин, второй соперник Тихманского на выборах-2018, получил от не менее редкого металла ванадия. Его отец, потомственный пролетарий, всю жизнь производил этот ценный продукт, незаменимый, как известно, для нержавеющих сплавов. Сына он тоже назвал в лучших революционных традициях, вдохновлённый звонкими, ковкими фамилиями Сталина и Молотова.

Невероятным фрагментом биографии Газюкина являлось то, что в институте он был капитаном команды КВН. Дело в том, что от общения с Ванадием Сергеичем оставалось кристальное, химически чистое ощущение отсутствия чувства юмора и харизмы.

Свою совершенную лысину Газюкин также умудрился сделать элементом пиара. «У меня был роскошный ёжик, – говорил он обычно в интервью, – но, так как я служил в войсках химической защиты и ходил год в противогазе, то я его лишился». Один из въедливых журналистов подначил Газюкина: «А если бы вы знали, что потеряете все волосы, то пошли бы снова в химическую разведку?» Газюкин метнул в наглеца высокомерный взгляд и ответил идеологически безукоризненно: «Защита родины важнее, чем какой-то ёжик, молодой человек».