– Что, по советским порядкам скучаешь? – выдержав гнетущую паузу, сказал Кузьма.
– Новые не лучше. Те хоть не разували на улице.
– Что это у тебя? – и Кузьма выхватил из руки Пелагеи нож.
Она придвинулась к столу, и Кузьма сразу уловил её неосторожное движение. Он понюхал нож, на котором остались крошки мёрзлого студня.
– Тушёнка? А ну-ка, отойди.
Кузьма оттолкнул Пелагею, открыл половинку двери и вытащил металлическую банку, обёрнутую полотенцем.
– Вот она, родимая. Тушёночка! Советская. Довоенная. Откуда она у тебя? Из леса?
– Из леса, – не моргнув глазом, ответила Пелагея. – За вырубками, в окопах нашла.
– Ведь брешешь. Курсант принёс? Со складов? Ну? Говори! Нашли склады? Кто? Курсант? Да? Или с партизанами яшкаешься?
Из другой половины выбежали дети. Увидели её, испуганную, облепили со всех сторон, заревели в один голос.
– Ты меня, Кузя, не стращай. Мне на твои стращалки – тьфу! Мне детей кормить надо. Ты же о моих сыновьях не позаботишься. Ты вон о них заботишься. Старуху с печи стащили… Нашли где партизан ловить.
– Замолчи, Пелагея! Если бы ты не была сестрой Зины, я бы тебя давно в управу на верёвке отвёл. Где Курсант? Ну? Что молчишь? Иваном-то, гляжу, перестала мне пенять. Что, уже, видать, Курсант тебе ясно солнышко? Гляди, детей хвостом не провиляй. Не ты первая…
– Спасибо за заботу. Только ты мне, Кузя, не свёкор и не указ. А теперь ступай своей дорогой! – и Пелагея пнула ногой заиндевевшую сенечную дверь.
Но Кузьма уходить просто так не собирался. Он усмехнулся и сказал спокойно:
– Наши дороги, Пелагея, теперь всегда рядом будут. Не думай, что ты себе укромную нашла, где можно со своим Курсантом жить-поживать да райкомовскую тушёночку жевать. Тебя твой Курсант от войны не заслонит. А вот беда через него тебе ещё будет. Попомни моё слово. Я своей дорогой твою не заступаю. А ты на свою голову беду накличешь.
И вдруг Пелагея сменила тактику:
– Ладно тебе, Кузя, поговорили и поговорили. Мы всё же свои люди. В школе вместе учились. Скажи, куда мужиков погнали?
– Куда погнали, туда и погнали, – насторожился Кузьма.
– Неужто постреляют?
– А вам, бабам, какая от того печаль? У вас свои мужики есть у каждой.