– Кого думаешь взять с собой? – спросил стоявший рядом Мамчич.
– Разрешите взять с собой курсантов Алёхина и Селиванова, товарищ старший лейтенант.
– Хорошо. Только Селиванов пусть оставит во взводе пулемёт. В дороге, в лесу он вам ни к чему. Возьмите автоматы и побольше гранат. Кого ещё?
– Не знаю. У меня в отделении больше никого в строю не осталось. Только трое.
– Возьмите с собою сержанта Смирнова. Смирнов остался один.
– Слушаюсь.
– Да, вот ещё что… Капитан Базыленко мне сказал, что ты ранен?
– Пустяки. Царапина. Я уже забыл, на какой руке.
– А слышишь как? Контузия не сказывается?
– Слышу хорошо. Уже всё прошло.
Мамчич и Старчак молча переглянулись.
– Ну, ладно, Воронцов, больше мне послать в разведку некого. Действуй по обстоятельствам. Будь хитрее врага. Постарайся сохранить себя и своих людей. А сейчас ведите их всех на кухню. Поешьте как следует. Старшина кое-что выдаст в дорогу.
– Слушаюсь! – Воронцов вскинул к виску ладонь и вдруг подумал, что, возможно, видит своего ротного в последний раз, а потому сказал, обращаясь к Старчаку, но глядя на ротного: – Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту Мамчичу?
– Да, конечно. Что такое?
– Товарищ старший лейтенант, у меня к вам личное. Разрешите поблагодарить вас за то, что в рукопашном бою вы спасли мне жизнь.
– Это правда? – спросил Старчак Мамчича. – Вы были рядом?
– Да. Сержант храбро дрался. Заколол штыком немецкого гренадера первым же ударом. Спасибо тебе, сержант. Спасибо, сынок. – Мамчич обнял Воронцова. – Личное… Это не личное, сержант.
– Всё равно спасибо.
– Иди, сержант, пора.
Воронцов быстро собрал свою группу. Селиванов ни в какую не хотел расставаться с пулемётом. Автомата ему не нашлось. Помкомвзвода Гаврилов отдал ему немецкий карабин, отсыпал немного патронов и сказал: