– Держи свой фланг, сержант! – крикнул комполка вслед Воронцову.
Он прополз метров пятнадцать, поймал интервал между взрывами, вскочил и сделал короткую перебежку. Но тотчас из сосняка застучал пулемёт и струйки трассирующих пуль скользнули над самой головой и защёлкали в березняке. «Так, взялись за нас основательно, – подумал Воронцов, старательно прижав голову к земле. – Дальше – только на животе…» И торопливо пополз вдоль окопов.
– Куда ж ты, твою-то мать, дуром прёшь! Убьют! – рявкнул на него пожилой боец и сверкнул из-под сдвинутой набок каски ошалелыми глазами.
Воронцов прополз ещё немного, стараясь подальше отползти от окопа, из которого его только что отматерил пожилой, обросший чёрной бородой боец, и прильнул всем телом к сырой земле, пахнущей не то листвяной прелью, не то толовым дымом. Руки дрожали. Где его окоп, он не знал сейчас. Надо было поднять голову и оглядеться, чтобы хотя бы определить, где он находится и куда надо ползти. Но в следующее мгновение сразу четыре мины, частой неровной очередью разорвались на линии обороны полка. Послышались крики раненых. «Добрались, гады», – подумал Воронцов, прислушиваясь к воплям раненых. Особенно невыносимо рыдал один, где-то позади, где он только что проползал:
– Уй-й, ребяты-ы!.. Не мог-г-у! Добейтя-а-а!
С трудом он заставил себя оторваться от земли и пополз дальше. Он полз, и ему казалось, что ползёт он в неверном направлении, навстречу минам. Что окоп его и окопы Зота и Васяки находятся совершенно в другой стороне. Автомат, который все эти дни он так оберегал от ударов и грязи, тащился по земле. Он волок его за ремень, лишь бы не потерять.
Но направление он всё же удержал верное. Окоп его был пуст. Он ящерицей юркнул в него, подобрал ноги, сжался в углу. Отдышался. Вынул из-за пазухи гранату, сунул её в нишу.
До полудня оставалось всего несколько минут.
Мины рвались уже повсюду. Земля ходила ходуном. Оставалось ждать, когда всё это кончится и надеяться, что ни одна из мин не попадёт в его окоп.
Воронцов стоял на коленях в своём тесном ровике и судорожно сжимал в кармане медную тёплую пластинку складня. Он пытался вспомнить молитву Краснова. Хотя бы какую-нибудь фразу. Но любая фраза распадалась после очередного взрыва мины и приходилось начинать всё сначала. Ничего не получалось. Он вдруг испугался, что, если ничего не вспомнит, то этого обстрела ему уже не пережить.
Две мины, одна за другой, разорвались совсем рядом, смели маскировку с бруствера. Осколки, шипя и фырча, словно живые, злые твари, пронеслись над головой. «Куда они полетели, – ошалело подумал Воронцов, и вдруг понял, что они прилетали за ним, Санькой Воронцовым, что главная их цель – он, и только он один. – Но почему тогда они пролетели мимо? Мимо… Да потому, что они не нашли его окопа». Он ещё крепче сжал створку медного складня и торопливо зашептал первое, что пришло в голову. Ещё одна мина ударила вблизи и сыпала его комьями земли. Но и эти осколки второпях не заметили его окопа.
– Да воскреснет Бог, – всхлипывал он, уткнувшись лбом в угол окопа и стуча зубами. – И расточатся… расточатся враги Его. И да бежат от лица… от лица Его… Его ненавидящие…
Немцы скоро пойдут в атаку. Они скоро пойдут… Сейчас обработают минами наши окопы и пойдут. Точно так же они атаковали и на шоссе. Теперь мысль его была более собранной и точной. И память легче добывала из своей глубины слова молитвы:
– И расточатся враги его! И да бежат от лица его! – Лихорадочно, упорно выкрикивал он и чувствовал, как на зубах хрустит песок.
Они сейчас пойдут. Надо подниматься. Подниматься… Встать на ноги и посмотреть, что там творится. Встать…
– Встать! – закричал он и не услышал своего крика, а только звон разбиваемого стекла, как будто его колотили сейчас по всему полю перед окопами и над самими окопами и осколки стекла летели на головы бойцам, стучали по каскам и оружию…
Миномётный обстрел длился с полчаса. Мгновенно всё затихло. И тут же на правом фланге застучал станковый пулемёт. Длинными очередями с короткими, торопливыми паузами. Значит, уже пошли. И Воронцов стряхнул оцепенение. Он сразу забыл о молитве, будто и не было её в нём, и, схватив автомат, высунулся из окопа.
Пока шёл миномётный обстрел, немецкие кавалеристы, числом до взвода, обошли их правый фланг, спешились и кинулись в атаку. К счастью, пулемётчики, в самом начале обстрела предусмотрительно перебравшиеся на запасную позицию, вовремя обнаружили опасность. Кавалеристы, ещё не успевшие развернуться в цепь, всей гурьбой выскочили прямо на них. Пулемётчики открыли огонь из «максима», а подоспевшие бойцы и курсанты забросали ручными гранатами тех, кто всё же успел спуститься в овраг и пытался закрепиться в промоинах и за деревьями.
После неудавшейся атаки новая серия мин обрушилась на окопы. За нею вторая, тертья. И ветер не растащил ещё по лугу толовую копоть и вонь, как над окопами, над дымящимися воронками пронеслось:
– Командира убило!