Помкомвзвода Гаврилов снова высунулся с биноклем из траншеи.
– Вижу Машину красу… – вдруг засмеялся он сдержанным холодным смешком и, не отрываясь от бинокля, позвал Воронцова: – Иди-ка сюда. Ты, кажется, у нас мастер по три пули подряд в «десятку» выкладывать? Давай, сержант. Есть возможность отличиться.
Миномёты перенесли огонь в глубину обороны курсантов. Атаку следовало ждать с минуты на минуту. Как они пойдут, с танками или без танков, было пока неясно.
Когда Гаврилов окликнул его по фамилии, Воронцов вздрогнул. Ему казалось, что в этой огненной кутерьме, среди ужаса и смертей, все забыли о нём. Холодные мурашки пробежали между лопаток, словно его самого только что взяли на мушку и вопрос жизни и смерти решали мгновения, которые неминуемо истекут. Точно такое же ощущение он испытал перед первой атакой. Надо было справиться с собою. Он протёр тряпицей затвор и прицельную планку, продул мушку в холодном влажном колечке намушника. Он как будто нарочно оттягивал свой выстрел. Словно надеялся, что немецкий корректировщик, которого пока ещё никто, кроме Гаврилова, не видел, выполнив свою задачу, сам исчезнет с передовой и больше не будет приносить им вреда. А значит, и высовываться, стрелять в одиночку и убивать этого немца станет просто незачем.
«Что же это я, – спохватился Воронцов, – немца жалею? Насильника? Супостата? А может, он уже мою семью… Сестрёнок… Или я боюсь его? Нет, я его не боюсь. Я его теперь не боюсь».
– Чего ты её трёшь? – сказал тем же тихим холодным голосом Гаврилов, словно боясь спугнуть цель; видимо, он понял смуту в душе Воронцова. – Давай скорее, пока не ушёл.
– Дай бинокль.
– Вон, видишь, сосёнка без макушки? На ней сидит. – И Гаврилов протянул ему трофейный бинокль на узком глянцевом ремешке.
Немец был в камуфляжной накидке и каске, обтянутой такой же пятнистой материей. Одной рукой он держал винтовку, а другой бинокль. Вот повернулся. Воронцов отчётливо увидел профиль резко очерченного лица. На винтовке что-то блеснуло. Так ведь у него снайперская винтовка!
– Это не корректировщик.
– А кто же?
– Снайпер. Обживается. Высматривает. Видимо, только что забрался туда. Веточки обламывает. Для стрельбы. Винтовку ещё не пристроил.
– Тогда прячь голову, парень. Пока он тебя не заметил.
Возле Воронцова, на дне траншеи, сгрудились курсанты. Гаврилов приказал им замереть. Они в одно мгновение присели. И теперь терпеливо ждали, что будет.
– Он меня не видит, – сказал Воронцов. – Наблюдает в бинокль за правым флангом.
– Всё правильно, – отозвался Гаврилов. – Прямо по фронту только новичок и слишком нетерпеливый может повести огонь. Этот решил стрелять вдоль фланга, чтобы его как можно дольше не обнаружили. Но ты головой не крути, он и тебя не пожалеет.
– Может, лучше пускай Селиванов – из пулемёта? Повернее будет, товарищ старший сержант?
– Нет, Воронцов, стреляй ты. Селиванов только размажет. А тут надо так: один патрон – один немец.
Гаврилов торопил. А торопиться в таких случаях не надо. Тут, как на засидке на кабанов. Выстрелить удастся раз или два, не больше. А поэтому сделать эти выстрелы надо точно. Один патрон – один немец… Легко сказать.
– Сейчас, – отозвался Воронцов, унимая дрожь в руках.