– Тринкен! Вассер!
– Переведи ему, – сказал Старчак курсанту-артиллеристу, которого привёл из дивизиона посыльный, – что мы ему не только попить, а и выпить нальём. Если чётко ответит на все вопросы.
Немец зло и затравленно оглядывал офицеров. Страха в его глазах не было. Но, когда переводчик довольно хорошо заговорил по-немецки, вежливо обратившись к нему, он усмехнулся, посмотрел на Старчака, на Мамчича, на командира стрелковой роты и кивнул согласно.
– Ну кто ж от такого подношения откажется! – засмеялись офицеры.
Немец жадно хлебнул из кружки, потом потянул несколько глотков по-настоящему и вдруг закашлялся.
– Столяров! – окликнул Старчак пограничника, который принёс кружку со спиртом. – Ты что, не развёл?
– Не стал, – ответил пограничник.
– Ну и правильно. Сейчас прокашляется и соловьём пойдёт.
Немец покачал головой:
– О, карош… Карош… русски шамгон. Мать твою…
– Ну, вот и по-русски заговорил, – подмигнул Мамчич Старчаку. – Что значит – доброе питьё и хорошая компания.
– Самогон… – проворчал Старчак. – Водка! Чистейшая, фриц! Московская! Пей, в Москве уже не придётся!
– О, я, я. Гут, Иван. Данке, – уже спокойнее заговорил немец и допил оставшееся в кружке.
– Да дайте же вы ему воды, – приказал Старчак.
Немец выпил воды и начал говорить. Курсант-переводчик торопливо поспевал за ним, иногда останавливал, подыскивая нужные слова.
Курсант-артиллерист, который тоже ходил в разведку с группой десантников, а теперь сидел напротив на гранатном ящике, сдвинул брови и вдруг выхватил из кармана шинели тяжёлый парабеллум.
– Ты что?! – перехватил его руку Старчак. – Отставить! Одурел, что ли? Нам его ещё в Подольск везти! А ну-ка, дай сюда свой трофей. – И ловко выкрутил из руки курсанта пистолет.
– Г-гад такой. Вы бы слышали, что он сказал…
– Что он сказал? Переведи.
– У, г-гад… – не унимался курсант.