– Как же я вас, двоих-то, понесу?
– Ты неси его. Он молодой, ему ещё жить и жить. А меня… – Артиллерист указал дрожащим пальцем на винтовку, которую Отяпов сунул прикладом в снег, и она теперь стояла рядом с ним, как живая.
– Что ты? Я такое не смогу…
– Сможешь. Бросить нас смогли. А стрелять – легче. Поверь мне, легче. Я стрелял. В октябре, под Вязьмой. Так что давай.
– Да у меня и патронов-то нет, – стал отговариваться Отяпов, чувствуя подступающий ужас и власть неподвижного взгляда артиллериста.
– И меня, – вдруг послышалось из-под другой шинели.
– И меня…
– И меня…
Он завернул Гуська в одеяло, перекинул его через плечо и, опираясь на винтовку, как на посох, трюшком побежал вдоль оврага, назад, к артиллерийскому складу, к дороге. Голоса оставшихся в овраге ещё долго гудели в голове.
В стороне леса, где осталась рота и где незнакомый полковник собирал автоматчиков в группу прорыва, послышалась стрельба и хлопки гранат. Значит, пошли.
Отяпов пересёк дорогу и зашагал напрямую, по глубокому снегу. Так, казалось, ближе до южной опушки. Может, всего с километр.
Гусёк потяжелел. Похоже, он был без сознания. Но тёплый. «Значит, живой», – с надеждой думал о своём боевом товарище Отяпов. Через одеяло он чувствовал его живое тепло.
В стороне санной дороги заурчал мотор. По звуку, немецкая танкетка. Отяпов присел, прислушался. «Так и есть – танкетка. Как Бог его отвёл от дороги…»
Там закричали нечеловеческим криком. Танкетка взревела мотором, понеслась в глубину леса. «Давит, гад», – догадался Отяпов. Такое он уже видел под Брянском.
Силы ещё были. Он лез по глубокому снегу, тащил свою ношу и чувствовал, что этот километр он пройдёт без остановки и отдыха.
Так и вышло. Но когда он вернулся в знакомый лес, где оставил свой взвод и Лиду, никого живого там не нашёл. И лейтенант с остатками взвода, и рота, и полк – все ушли. В затоптанном снегу лежали только с десяток убитых. Рядом валялись их винтовки. Подсумки на убитых расстёгнуты и пусты.
Следы вели в одну сторону. Отяпов пошёл по ним. Куда ушёл полк, туда надо и им. Куда же ещё…
На опушке лежало ещё несколько трупов. Все – головой туда, куда ушёл в прорыв полк.
Дальше он решил идти не по лугу, а лесом, вдоль опушки. Так безопасней. Хотя глубокие и уже смёрзшиеся тропы в снегу манили тем, что передвигаться по ним было значительно легче, чем по целику.
Так он прошёл ещё с километр.