– Страшно. – Она ещё раз внимательно окинула его взглядом и сказала: – Ну, проходи в дом. Начинаешь издали, значит, не на минутку забежал…
«А баба смышлёная», – подумал он, переступая порог.
В сенях пахло коровьим навозом и молоком. Было темно. Но Отяпов догадался, что корова стояла здесь же. Хлев был прирублен к сеням и подведён под одну крышу. Так делали только хорошие хозяева, у кого в доме был не только мастеровитый мужик, умевший держать топор в руках, но и достаток. У них в Отяпах таких дворов было пять-шесть, не больше. Остальные жили победней.
– Что, отелилась? – спросил он, заглядывая в закут.
– На прошлой неделе, – ответила хозяйка, и голос её вздрогнул и посветлел.
– Кого ж? Бычка? Иль тёлочку?
– Тёлочку, – усмехнулась она, но тут же насторожилась: – Уж не за ней ли ты пришёл?
– Тёлочку… Это хорошо. Если тёлочка, то, значит, скоро конец войне, – будто не поняв её беспокойства, сказал он.
– Как же… Что-то вы наступаете медленно. Полгода уже прошло…
– А ты как поняла, что я из Красной Армии?
– Как поняла… Поняла. Есть-то будешь?
– Я не один.
– Понятно.
Эх, какой родимый дух охватил Отяпова, когда он оказался в горнице, в малой половине дома, где стояла русская печь, стол под наполовину занавешенной божницей, лавка у окна. Словно и вправду оказался вдруг дома. Закрой глаза, и из-за занавески выйдет Анна с горлачом свежего молока в руках… Да, вспомнил он недавнее, не зря сон тот снился, с женщиной.
С печи свесились детские головки. Лохматые, льняные. Числом четыре.
– Вот какой у тебя, хозяйка, отряд, – кивнул он и попытался улыбнуться.
Дети с любопытством смотрели на него.
– А муж где? – спросил он.
– Известно, где нынче наши мужья. Воюет тоже где-то. Ещё прошлым летом как ушёл, так ни письма, ни весточки…
– Кто ещё на хуторе живёт? Немцев нет?