– Стой! – и Отяпов поднял руку.
Они уже вышли к шоссе. Впереди, за узкой полоской леса, яснел простор широкой дорожной просеки. Гусёк уже вернулся из головного охранения и доложил, что дорога свободна, никакого движения не наблюдается, что место для перехода удобное – лес близко подступает к шоссе, и можно переходить. Судя по карте, до своих окопов оставалось километров пять. До немецких – ближе.
– Вот что, ребята, – собрав разведчиков, объявил Отяпов, – сейчас переправим полковника и Машу на ту сторону, а сами вернёмся к дороге. Гридникова и этого… Игната… надо выручать. Что ж мы их бросили? Они нас взялись прикрывать. Можно сказать, спасли. А мы…
Разведчики в ответ молчали. Новый приказ сержанта Отяпова их не радовал. Их лица уже посветлели, они уже понимали, что нелёгкая их дорога пошла на убыль, что скоро окажутся дома…
Только Гусёк, всегда готовый ко всему, кивнул и осторожно посмотрел на товарищей.
– Гридникова и Игната надо выручать, – повторил Отяпов и плотно сжал рот. – Кто не хочет возвращаться, останется с полковником и Машей. Никого не неволю. Кто остаётся?
Никто не шевельнулся.
– Остаётся Гусёк, – вдруг приказал Отяпов.
Гусёк встрепенулся.
– Отдай Лапину и Курносову запасные диски и гранаты. Себе оставь одну. И один диск.
Отяпов знал, что возвращаться к доту – дело гиблое. Но и оставить, по сути дела, бросить Гридникова он не мог. Не несли его ноги домой без пулемётчика, оставленного на дороге. Как он потом будет смотреть в глаза товарищам? А Гуська он просто пожалел. И все это поняли. Гусёк был самый молодой из них. По всему выходило: приказ сержанта Отяпова был правильным.
Через шоссе они перешли благополучно. Взяли носилки вчетвером и бегом пересекли просеку. Углубились в лес на полкилометра, нашли подходящий овраг и оставили там полковника, Машу и Гуська. Сами бегом вернулись назад.
«А ведь уже стар я бегать по лесу», – подумал Отяпов, прислушиваясь к хриплому дыханию своих разведчиков. Устали и они. Особенно спотыкался Лапин.
– Что, Расписной, – подначивал его Курносов, – ухряпался? Это тебе не по форточкам лазить.
Лапин сморщился наподобие улыбки, показывая ряд мелких, съеденных чифирём зубов, и ничего не ответил. Он был не форточник, но спорить с товарищем не стал. Надо было беречь силы.
Стрельба возле дота ещё продолжалась, когда они пробрались к перекрёстку дорог. Но помочь Гридникову они не смогли.
Казаки, не справившись с пулемётом, вызвали подкрепление.
Разведчики лежали на опушке леса и наблюдали, как по насыпи из леса вышел танк. Остановился. Повёл коротким хоботом пушки и сделал два выстрела. Фугасы разорвались под самым основанием дота. Амбразуры затянуло дымом. Но пулемёт продолжал вести огонь. Тогда танк подошёл ближе и почти в упор начал расстреливать дот. Казаки, осмелев, высыпали из леса, и, сдвинув кубанки на затылки, закурили. Пулемёт замолчал.
– Вот сволочи, – сказал Курносов и оглянулся на Отяпова. – Что будем делать, Нил Власыч?
– Ворочаемся, – отдал приказ Отяпов и, не отрывая глаз от дороги, где дыбился чёрный дым над смутным приземистым холмом дота, откинул капюшон, снял шапку и украдкой, одним пальцем, перекрестился.