– Его ищут, – кивнула Ксюша на полковника, которого они кое-как, на досках, приладили к седлу и замотали плащ-палатками, чтобы не растрясти в дороге. – Кого-то из их группы захватили в плен, тот что-то рассказал. На хуторе всё перерыли. Ничего не нашли. Мы сказали, что люди из лесу приходили, но ушли. И с ними ранетый пожилой командир. А что было делать? Атаман – человек злой. Если что, и детей не пожалеет. Остановились в нашей хате. Я детей к тётке Арине увела. А сама оседлала Кобчика и – вас догонять. Самогонки им принесла. Пьют-гуляют. Ещё обещала принести. Но больше к ним не пойду – приставать будут.
– Про меня спрашивали? – спросил Игнат.
– Спрашивали. Урганов первым долгом про тебя и спросил: где, мол, Игнат, на мосту его не видели…
Лицо полицейского даже в темноте казалось белее снега.
– Нюрка, старшая моя, – пояснила Ксюша, – такой разговор слышала, что ждать они вас будут утром на Вороновской дороге и на старом Гурьевском тракте. Нюрку я послала за одеждой. Они ж нас сразу из хаты в баню выгнали. Хозяйва! Вот пока Нюрка там, за печкой, копалась, у них заседание шло. Из Поповки они собираются ночью на Вороновскую дорогу повернуть. А те, которые на Коростели подались, к утру должны вас караулить на Гурьевском тракте в лесу. Эти, шестеро, остались здесь. Ну, всё. Мне надо назад ехать. А то схватятся. Про тебя, Игнат, тётка Арина сказала, что, мол, как на мост днём уехал, так и не ворочался.
– Поверили?
– Да кто ж их знает…
Карту Отяпов помнил наизусть. Днём разглядывал, читал названия населённых пунктов и урочищ, запоминал дороги и русла речек и ручьёв. Соображал, какой дорогой возвращаться, где овражки могут разлиться и не пропустить их или задержать плохими переправами.
– От Поповки до большака сколько километров? – спросил он Игната.
– Километров пять. Если лесом, то меньше.
– Выходит, они нас заперли. Часа через три, а то и раньше, они перекроют дорогу.
– Что, командор, вилы? – подал голос молчавших до сих пор Лапин.
– Да погоди ты… Дай сообразить.
Игнат перехватил повод Ксюшина коня:
– Погоди-ка, Ксюш, уезжать. – И сказал Отяпову: – Вот какое дело, сержант: по Вороновской дороге пройти мы не сможем, они нас там успеют запереть, а вот если выйти на Гурьевский тракт… Есть там в лесу дорога одна, малоезжая… Летом народ сено возит, зимой дрова. На сам тракт не соваться, а проехать этой дорогой. Но там, на перекрестье Гурьевки и Вороновки, стоит дот. Наши ещё строили, в сорок первом, летом, когда оборону здесь собирались держать. Зимой там немецкий пост был, но потом и они ушли. Кругом лес, до ближайшей деревни пять километров. Дальше, если на восток, Заболонка. А там и до шоссе рукой подать.
– Не успеем. Если только на лошадях.
– На лошадях и поедем. – Игнат дёрнул за повод. – Ксюш, слезай. Коня приведу. В целости и сохранности. Если сам живой вернусь.
– Кто ж мне нивку пахать будет? Детей мне чем кормить? – закричала женщина, отталкивая стременем Игната. – Ты моих детей кормить будешь?
– Буду, Ксюш. Буду кормить твоих детей. Даст Бог, всё обойдётся.
Женщина ловко спрыгнула в снег, швырнула повод Игнату и пошла по тёмной талой стёжке в сторону оврага, откуда они только что выбрались.