Он позвонил начальнику оперативно-технического отдела и изложил ему свою просьбу. Через полчаса Михно и представитель оперативно-технического отдела сидели у него в кабинете, а еще через пятнадцать минут они уже убыли выбирать позицию для работы.
Помотавшись по кабинету, Корбалевич решил все же домой не ходить. Вдруг возникнет необходимость его личного участия в операции, или Михно понадобится конкретизация задачи. Он погасил свет и уселся в кресло, однако долго не мог заснуть. А когда все-таки заснул, его разбудил звонок Михно.
– Мы закончили, шеф, – сказал тот бесцеремонно.
– Возвращайтесь, – распорядился Корбалевич. – Я в отделе, снимки утром мне в кабинет.
Он проснулся в начале седьмого, побрился в общем туалете-умывальнике перед огромным зеркалом, выпил чашку кофе и был готов к дальнейшей работе.
В восемь явился Михно и принес снимки четырех человек.
Несмотря на то, что они были сделаны ночью, возможности инфракрасной аппаратуры и хорошее разрешение позволяли их будущую идентификацию.
– По-моему, вся резидентура в сборе, – сказал Михно.
– Хорошо бы так, – ответил Корбалевич. – Ты отдыхал?
– Насколько это возможно
– Ладно, занимайся своими делами.
В девять ему позвонил начальник технарей. Он долго и нудно говорил, насколько тяжело было найти переводчика и сделать перевод и распечатку к утру, но Корбалевич слушал это нытье вполуха, только чтобы не оскорбить коллегу невниманием к его проблемам.
– Распечатку тебе уже несут, – сказал начальник технарей в заключение и положил трубку.
Принесли распечатку беседы сотрудников резидентуры на конспиративной квартире по улице Богдановича. Корбалевич разложил фотографии участников «ночного шабаша» на столе и стал внимательно читать перевод. Он пытался понять, кому из сфотографированных принадлежат реплики из распечатки.
Полуторадесятилетний опыт работы в контрразведке и интуиция подсказывали ему, что это экстренное ночное совещание могло проводиться по двум причинам: резидентуре нужно заметать следы по устранению агента-двойника, либо сотрудники резидентуры зафиксировали особое внимание к ним со стороны спецслужб государства пребывания.
Один из участников вел это совещание и был, по всей видимости, резидентом. Он сказал, что за сотрудником резидентуры было зафиксировано наружное наблюдение, а все остальные выдвигали версии, почему это могло произойти. Двое выражали недоумение, стоило ли так реагировать на факт того, что кто-то из них попал под наружку контрразведки.
Из этого выходило, что операция по устранению агента-двойника была неизвестна присутствующим или некоторым из них. Впрочем, в этом не было ничего не обычного. Законы конспирации они и в Африке законы, и в Каморкане. Об операции знают только двое, ты и твой начальник, то есть резидент. Но если ее проводит сам резидент, то о ней не знают даже сотрудники.
Расим
Увидев перед собой Бахадыра и его «быков», Расим закрыл глаза. Однако привычных уже ударов не последовало. Спустя минуту он услышал какой-то шорох и открыл глаза. Перед ним стоял Эрдемир. Он был в плаще. Эрдемир долго смотрел прямо в глаза Расиму, а потом опять уселся верхом на стул и еще раз спросил:
– На кого ты работаешь?