Несколько лет Семён Михайлович не видел Геннадия Петровича, воспринимаемого в период совместной работы, как члена семьи. Неожиданное его появление напомнило учителю об уходе из института способного ученика, воспринятое, как кровная обида. Покидая Научный Городок, Геннадий, наоборот, с восторгом принял долгожданное приглашение из московского института, и, не колеблясь, перебрался в город, считая, что в столице больше возможностей для роста. В Москве он вырос, и в нем остались закадычные друзья. С тех пор прошло десятилетие, в течение которого бывшие соратники изредка перезванивались по телефону и дружелюбно раскланивались, неожиданно встретившись на совещаниях. Сегодняшний визит в Научный Городок был первым после долгого перерыва. На просьбу Семёна Михайловича рассказать о себе, Геннадий предложил выпить по чашечке кофе, что располагало к дружеской беседе. Бывший шеф согласился и привстал, намереваясь заняться приготовлением напитка, но Геннадий заявил, что у него всё с собой, вплоть до сдобных булочек, чему Сёма удивился и одновременно обрадовался. Геннадий стал вытаскивать из дипломата, стоящего на полу, одну вещь за другой, после чего открутил верхнюю крышку термоса и начал заполнять ее горячим напитком. Сема подставил под струю всегда стоящий на столе стакан с подстаканником и начал размешивать жидкость маленькой серебряной ложечкой, ожидая появления долгожданных булочек. Геннадий посетовал на сложности употребления кофе в Москве на рабочем месте, что изредка приводило к конфликтам.
– В чем сложность?– задал напрашивающийся вопрос Семен Михайлович.
– Обычно в десять часов утра, на рабочем месте у меня возникает желание испить кофе и руки автоматически тянутся к термосу. В двенадцать часов и далее, с двухчасовым перерывом, я привычно открываю крышку термоса и наливаю в вытащенную из стола чашечку, кофе. Данный распорядок приводит в бешенство моего руководителя. Вчера он не выдержал и запретил мне в рабочее время заниматься любимым делом. Беспочвенные замечания не повлияли на мои действия и я, разложив на столе салфетку, положил на нее булочку и продолжил наслаждаться любимым напитком. Тогда Федор Мамаев, мой руководитель, перешел к активным действиям и стал вырывать чашку из моих рук. Я, естественно, воспротивился. Началась перебранка.
– Что вы взяли моду пить кофе через каждые два часа!– кричал Мамаев.– Я запрещаю пить кофе в лаборатории.
– А могу я сходить в туалет?– вежливо спросил я.
– В туалет можете сходить,– в сердцах разрешил Мамаев.
– А могу я там пить кофе?– спросил я.
Шеф ничего не ответил. Это и был его положительный ответ, позволивший мне медленно начать пить кофе. Мамаев дернул головой, раздраженно встал и вышел из комнаты. Я спокойно допил кофе. Надо было видеть выходящего из кабинета Федора, позволившего допить мне горячий напиток в стенах лаборатории, которой он командовал.
– Я лично знаком с Мамаевым. Мы с ним работали в одном институте,– рассмеялся Сёма,– и не понаслышке представляю его вспыльчивость. Он не такой человек, чтобы оставить без последствий вашу выходку с кофепитием. Ждите достойного ответа.
– Я и сам понимаю, что так долго продолжаться не может,– высказался Геннадий,– нервы мои на исходе и пора искать новую работу. Вот я и приехал к вам прозондировать почву. – Трения в ваших взаимоотношениях начались, по-видимому, не вчера?– спросил Сёма.
– С месяц назад,– согласился Геннадий,– когда ездили в Тулу на переговоры с представителями завода, выпускающего медицинское оборудование. У меня появилась новая идея использовать для дезинфекции воды «атомную пушку», применяемую для облучения в онкологических отделениях медицинских учреждений. Мамаев отнёсся к идее сомнительно, но согласился съездить инкогнито в Тулу на завод, где производят «атомные пушки». В дирекции завода, по предварительному согласованию, я представился руководителем лаборатории, а Мамаева назвал моим шофером, что выглядело логично, если судить по его мятым брюкам, стоптанным туфлям, истертой кожанке и сдвинутой на лоб кепке.
В глазах Семена Михайловича Мамаев не был франтом и причислялся, к вполне адекватным, современным людям. Судя по научным конференциям, он выглядел прилично одетым и гладко выбритым мужчиной, что не вязалось с описанием портрета, написанным Геннадием. Можно было допустить, что со временем многое меняется в облике. Сема не собирался зацикливаться на костюме. Мало ли как может выглядеть настоящий ученый. Он считал, что об ученом следует судить по его творчеству, а не по костюму, взятому из химчистки или вытащенному из ящика для белья. У него появилась мысль, что дело не в одежде. Актерские способности, достойные уважения, всегда ценились в мире науки. Может Федор вспомнил о своих актерских способностях и мог, сменив одежду, преобразиться в шофера или тракториста, что говорило в его пользу. Сема сталкивался и с драчуном Мамаевым, отстаивающим на совещаниях свою точку зрения и оставляющим незаживающие раны на физиономии противников.
Переговоры в Туле прошли успешно и завершились договоренностью о поставке оборудования. Прощаясь с руководством завода, Геннадий Петрович дружески похлопал своего шофера по плечу и панибратски предложил: пойдем, Федя, к машине. Через неделю представители завода прибыли с ответным визитом для переговоров и подписания договора. Они оторопели, увидев в кабинете директора института шофера Мамаева, профессионально ведущего переговоры. Присутствующему Геннадию Петровичу не позволили промолвить ни словечка. Тема для лаборатории была признана не перспективной и представители завода уехали ни с чем.
– Я всё же приобрел в Туле списанную «атомную пушку»,– не унывал Геннадий,– привёз её в институт, провел эксперимент по дезинфекции семи кишечных палочек, находящихся в пробе, и написал статью о положительных результатах опыта. Видели бы вы Мамаева, ворвавшегося в химическую лабораторию, в которой я, мирно беседуя с лаборанткой, пил кофе. Он встал в боевую позу, раскрыл страницу, на которой была напечатана моя статья, и потряс журналом в воздухе
– Вы что себе позволяете! – кричал он.– Я не позволю в моей лаборатории устраивать эксперименты «на дому» и публиковать результаты, полученные по обеззараживанию семи кишечных палочек, когда в стакане воды по ГОСТу «вода питьевая» их – двести!
– Федя, видимо, забыл, где я раньше работал и кого до сих пор считаю своим учителем,– высказался Геннадий, признав в который раз Семена Михайловича своим учителем.– Дело не в семи кишечных палочек, а в тотальном уничтожении патогенных микробов, участвующих в эксперименте.
– Любите вы вставлять, где попало, иностранные словечки,– остановил меня Мамаев.– Вы пишите в статье о патогенных и непатогенных микробах. На территории России следует употреблять русские слова. Скажите, как в русском языке обозвать непатогенные бактерии.
– Мезофильные,– сказал Геннадий.
– Опять сказано не по-русски,– отпарировал руководитель лаборатории.
– Апатогенные,– поправился Геннадий.
ebooksa