– Поэты-футуристы времён Маяковского сочиняли интересные стихи,– сообщил он и, чтобы подкрепить свои слова делом, продекламировал:
Подставляя соответствующие места под порывы ветра, сотрудники института добрались до нужного дома. В квартире, сняв пальто и включив свет в гостиной, Семён Михайлович заторопился на кухню. Михаил обратил внимание на появившуюся на стене новую картину, но не стал торопить события, решив рассмотреть её после того, как останется один. Он прошел мимо рабочего стола, дотронувшись до спинки стоявшего посреди комнаты крутящегося кресла, и занял своё любимое место в мягком кресле, стоявшим у окна, с видом на растущее во дворе могучее дерево, ствол которого возвышался над строением дома. Отсюда, из квартиры, воздух и ветер не представлялись ледяными и злыми, а казались весьма деликатными. Сдуваемые с подоконника снежинки вместе с колыхающимися, падающими с неба, снежинками падали на землю. Михаил, отдавая должное воспетым поэтом красотам зимы, сочетавшим мороз и солнце, день чудесный, весьма своеобразно относился к холодному периоду, воспринимая его, как неизбежность. Он считал себя адаптированным человеком к местным условиям, c ярко выраженными сезонами года, характеризующимися дождями весной и осенью, теплым летом и холодной зимой, с устойчивым снежным покровом. В душе, он тяготел к лету и любил смотреть на зиму через телевизор, когда можно было с упоением рассматривать падающие снежинки, их великолепные узоры и снежные кружева на деревьях, интересные профессионалам – кружевницам, черпающим вдохновение для создания вологодских и оренбуржских пуховых платков. Считая себя выходцем с юга, он предочитал более приятным вдыхать аромат благоухающих роз, чем морозный воздух.
Отметив разницу между тем, что мы хотим и имеем, он перешел от отличий в чувствах к поступкам. Действия Семёна Михайловича, демонстрирующего два часа назад на совещании у директора жизнедеятельного пионера Петю, подымающего перед выступлением руку и энергично вскакивающего со стула, никак не вязались с приглушенной обстановкой в комнате и нижним подсветом настольных ламп, имеющих успокаивающие голубые абажуры. Брошенный взгляд остановился на противоположной стене, на которой, вместо прежней картины, изображающей осень в городском парке, в золотой раме висел портрет офицера высшего ранга в золотых эполетах на плечах и боевыми наградами на груди. Бравые усы, поднятые к верху, бакенбарды, дань моде и времени, весьма подходили к удлинённому лицу. Несомненно, работа художника, выполненная в прошлом веке, могла украсить не только холостяцкую квартиру, но и любую галерею мира. Что ещё хранится в запасниках у хозяина дома? – спросил себя Михаил и, как обычно, оставил вопрос без ответа, переадресовав его на ближайшую перспективу. Он встал и подошел поближе к картине. Стоящий посреди комнаты стол не позволил приблизиться вплотную, но расстояние не мешало внимательно рассмотреть портрет. Горделивая, вернее величественная поза, говорила о достижениях, достигнутых генералом. Пронзительный взгляд указывал на волевые качества. Блеск живых глаз и лёгкая улыбка, передававшие главные черты многовекового рода Невыездных, указывали на способность осуществить нечто необыкновенное, разумное и благое. Чем больше вглядывался Михаил в висящий портрет, тем больше находил в нем сходство с Семёном Михайловичем. Выражение лица, черты почтенного генерала, написанные масляными красками в прошлом веке, по существу были копией родственника, проживающего в данной квартире. Семён Михайлович, вернувшийся в комнату из кухни, застал Михаила за отгадкой отличий между праправнуком и предком. Он поставил кофейник на стол и присоединился к рассмотрению холста.
– Портрет очень похож на вас,– сказал Михаил, обернувшись к шефу.
– Многие подчеркивают сходство. Перед вами мой прапрадедушка,– степенно, с явным уважением к прародителю, ответил Семён Михайлович.
– Когда писался портрет?
– В 1812 году, после возвращения победителей на родину, из Франции.
– Кем служил ваш прадедушка?
– Он отвечал за переписку императора и почтовую службу в России. Его должность в переводе на современный язык, несмотря на разницу между сложным управлением почтовыми каретами и службами телекоммуникаций, соответствовала теперешнему министру связи. Раньше больше ценился человеческий фактор, а лошадь воспринималась в то время так, как нефть в современном государстве.
Семён Михайлович рукой указал на стул, стоящий у стола, приглашая Михаила присесть. Он разлил кофе, сел, и, отпив глоток, потянулся за бутербродом с колбасой.
– Я заменил картину поздней осени на портрет прадедушки после того, как поговорил с Виктором Ивановичем.
Михаил не задал наводящий вопрос, касающийся зависимости появления портрета прадедушки от директора, посчитав, что приглашение пообедать является прелюдией, за которой последует обсуждение картины, ради которой, собственно, его пригласили в гости.
– Виктор Иванович,– продолжал развивать мысль Семён Михайлович,– является соавтором последнего совместного изобретения. Я ничего не имею против присутствия фамилии директора в научных разработках. Считая его за все ответственным в институте, рассматриваю Виктора Ивановича в качестве надёжного мола в гавани, в которой мы с вами можем спокойно плавать и творить, но я против того, чтобы моё авторское свидетельство попадало к нему и надолго задерживалось. К несчастью, подобное произошло. Получив почтовый конверт, я раскрыл его и обнаружил изобретение директора, посланное в мой адрес. Повертев в руках нежданное послание, я позвонил Виктору Ивановичу и из разговора выяснил, что он получил мое изобретение. Стало быть, он получил мое, а я – его. Мы мирно побеседовали, посетовали на путаницу и решили при встрече обменяться конвертами. На следующий день я зашёл в его кабинет, но попытка оказалась неудачной. Виктор Иванович забыл изобретение дома и предложил оставить ему свое, пообещав принести мое, в ближайшем будущем. Знаю я это ближайшее будущее: оба авторских свидетельства будут лежать у него дома и неизвестно, когда он соизволит вернуть мое. Решение не обрадовало меня. Во время разговора его изобретение лежало в моем портфеле, но я решил, что справедливее будет обменяться ценными бумагами позже. Дома я сел перед вывешенным портретом прадедушки и посовещался с родственником. В частности, спросил, как бы он поступил на моём месте и получил достойный ответ. В последующей встрече я сообщил Виктору Ивановичу, что отослал его изобретение ему по домашнему адресу и попросил выслать в мой адрес мое изобретение. На самом деле я не собирался ничего отсылать. Через неделю я получил долгожданное авторское свидетельство от Виктора Ивановича и мог спокойно рассмотреть его. Виктор Иванович долго ждал моего послания, но не дождался. Я-то знаю, что он не мог его получить. Неотправленные письма не доходят. Об этом говорил ещё мой прапрадедушка. Выстраданный афоризм, вошедший в историю, возник после неоднократных упреков в адрес моего родственника. Семён Михайлович встал и рукой указал в сторону автора афоризма, изображённого на портрете. Крик души бывшего министра связи, не однажды произнесенный в оправдание, услышал и Михаил.
– Я объяснил Виктору Ивановичу, что наша почта плохо работает,– философски заметил Семён Михайлович,– и теперь придётся ждать месяц, чтобы отосланное послание, попавшее, видимо, в неизвестный адрес, возвратилось назад. На самом деле, я не торопясь отошлю письмо патентному ведомству, в котором путают адреса, и попрошу принять меры против виновных, при этом не забуду напомнить, что за подобные казусы, в прежние времена, жестоко наказывали. Ответ руководства я покажу портрету прадедушки, висящему на стене, после чего передам Виктору Ивановичу его авторское свидетельство на изобретение.
РАЗНЫЕ БОТИНКИ
Семён Михайлович собрал ведущих специалистов лаборатории, чтобы рассказать им о результатах поездки в министерство. Как холостяк, проживающий без семьи, он испытывал постоянную потребность в обществе, любил показаться на людях, поговорить и выступить перед аудиторией. Представленным удобным случаем грех было не воспользоваться. Поездку в Москву можно было назвать удачной, и руководителю было о чём сообщить сотрудникам. Он сел на свободный стол в комнате и, на правах демократичного руководителя, попросил сотрудников подвинуться поближе к нему со стульями, чтобы ощущать их рядом. Мужчины восприняли просьбу, как приказ, а Лида осталась сидеть за своим столом, сославшись на широкий обзор. Развернувшись вместе со стулом и, образовав дружественный кружок, Сема расправил плечи, вытянул для удобства ноги и сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. Сидящий напротив, Михаил обратил внимание на длинные конечности шефа, обутые в разные ботинки, один из которых выглядел черным, а второй – коричневым. Отметив разницу в цвете и вспомнив песенку о козлятах, один из которых был белым, а второй серый, сотрудник, видевший и не такое, никак внешне не прореагировал. Подумаешь, разные ботинки!
Михаил вспомнил, как в прошлом году шеф вернулся из командировки на Кавказ. Изображая горца, он пошёл к директору отчитаться о проделанной работе во время командировки, с приобретённым по случаю, висящим на поясе, кинжалом. Выпятив грудь, чтобы всем было видно, кто идет, он гордо шагал по коридору, изображая распоясавшегося бандита. Увидев у штанов, между полами незастёгнутого пиджака, холодное оружие, от него, на всякий случай, шарахались сотрудники института. В пустой приемной его вежливо встретила секретарша, которая, оторвавшись от машинки, объяснила, что у директора важная встреча с редактором журнала и попросила подождать. Семён Михайлович сел на стоявший у стены стул. Великолепный рассказчик поделился своими наблюдениями о жизни кавказцев и их традициях, где излишне вспыльчивые юноши, по конституции, имеют право носить холодное оружие, необходимое им для скорого разрешении споров. Понизив голос и полагая, что собеседница, как и всякая женщина, лучше слышит, когда переходят на шёпот, он таинственно сообщил, что каждый, уважающий себя мужчина, должен иметь оружие, необходимое, как средство обороны. Для наглядности, он показал висящий на поясе кинжал и решил продемонстрировать его в действии. Однако вытащить кинжал из ножен ему не удалось. Потребовались дополнительные усилия. Поерзав, он все же с трудом справился с задачей. Сема не стал рассказывать, что концы ремня соединяются вместе с помощью ножен и ножа, образуя замок, и разъединяются, когда вытаскивается нож. Помахав лезвием огромного ножа, следовало снова вложить его в ножны, для чего потребовалось проделать аналогичные операции в обратной последовательности. Закончив манипуляции и видя, что молодая девушка, слушая, продолжает строчить на машинке, как из пулемёта, Семён Михайлович прикрыл глаза и погрузился в процесс ожидания. Когда открылась дверь кабинета, обитая чёрным дерматином, Семён Михайлович встрепенулся и открыл глаза. На пороге появился Виктор Иванович с большим красным карандашом в руке.
– Нам срочно нужен острый карандаш,– обратился он к секретарше.– Наточите и занесите его в кабинет.
Энергичным жестом Семён Михайлович вскинул руку.
– Я могу разрешить вашу проблему,– заверил он.
ebooksa