В Маньчжурских степях и дебрях

22
18
20
22
24
26
28
30

«Конечно, нет ничего! Нет ничего».

Но он чувствует, как у него начинают чуть-чуть стучать зубы.

«Ничего, ничего! — старается он втолковать самому себе. — Ничего!» — И поднимает веки.

Глаза лихорадочно пробегают все пространство перед ним.

Он уж ищет теперь сам ужаса.

— Как нет! Вон, вон…

А зубы стучать…

«Кто это!»

Крик готов вырваться из груди. Большое, большое лицо смотрит на него из тумана, желтовато-серое, с темными, словно заплывшими тенью глазами.

Но ведь не может быт такого большого лица!

Мысль эта, однако, мгновенна, как сверкнувшая и потухшая искра.

Нет ни большого, ни малого; ест только черты и формы.

О, какие у него глаза, темные, полные муки. А губы смеются. Зубы видны между губ. Потом глаза еще больше затянуло тенью, губы расплылись безобразно широко, и их тоже охватывает тень. Все лицо отодвигается, уходить в туман.

Мгновенье, и его уж нет.

Но в нем остался этот взгляд, полный муки, вселяющий ужас в сердце.

И он сознает, если еще раз выплывет из тумана это лицо, он не выдержит и крикнет, чтоб оно не появлялось больше, чтоб оно уходило к себе туда, откуда оно явилось…

И уж он шепчет:

«Уйди, уйди… к себе…»

И старая мысль:

«Куда к себе?…»